Читать книгу "Нога судьбы, пешки и собачонка Марсельеза - Александра Николаенко"

Чучела Антона Павловича спасали Соломона Арутюновича от полного отчаяния, а самого автора – от насильственной и внезапной смерти в кабинете издателя.

И вот однажды, как раз во время подписания договора на новую рукопись Райского «Липовая аллея», на Соломона Арутюновича наконец снизошло.

Всего за какую-нибудь неделю легко и вдохновленно Миргрызоев написал детективнофантасмагорический роман «Гадюка в раю».

Главный герой фантасмагории, литератор Антон Антонович Гадюка, погибал мучительной смертью на первых страницах романа, задушенный своими ожившими героями.

Написав роман, Соломон Арутюнович разослал его анонимно по всем зарубежным и российским издательствам, спрятавшись за псевдонимом «Овечкин Е. Г.».

Издательства отвечали анониму Овечкину Е. Г. гробовым молчанием.

Главный редактор центрального филиала издательства «Луч-Просвет» Куликовская сбросила «Гадюку» в спам. Дежурный редактор В. Н. Многоручка спустя ровно месяц после отправления «Овечкиным» рукописи отправила рукопись «Овечкину» назад.

Тогда Соломон Арутюнович решился встретиться с Антоном Павловичем. Встретившись с Антоном Павловичем в ресторане «Смородинка», Соломон Арутюнович с тайным трепетом передал «Гадюку» Овечкина знаменитому автору за суждением.

Спустя неделю издатель встретился с писателем повторно, в той же «Смородинке».

Антон Павлович назвал «Гадюку» неизвестного автора «бездарной белибердой, пошлостью, плагиатом и дрянью», посоветовав Соломону Арутюновичу не читать всякой сволочи.

В тот вечер Соломон Арутюнович выволок во двор картонное чучело прозаика, облил бензином и поджег.

Чучело вспыхнуло факелом.

Второе чучело Антона Павловича осталось стоять. В нем жили грачи. Грачей было жалко.

Над ничего не подозревающим автором «Липовой аллеи» сгущались тучи.

Соломон Арутюнович знал, как отомстить Антону Павловичу. На то Соломон Арутюнович и был Соломоном Арутюновичем.

Глава 4

В которой перестает биться одно верное собачье сердце

Марсельеза Люпен Жирардо не любила ни котов, ни людей.

Котов Марсельеза не выносила; коты снились Марсельезе в кошмарах, и даже в них Марсельеза подлетала над подушкой от ненависти к котам и, размахивая лапами, падала ненавистным котам на спины.

Людей Марсельеза презирала; люди были гораздо трусливее и беспомощнее котов. Одного взгляда Марсельезы было достаточно, чтобы идущий навстречу гражданин запрыгивал с тротуара на газон или застывал, освобождая дорогу. Если одного взгляда гражданину было недостаточно, Марсельеза принимала боевую стойку. Если на гражданина не действовала и боевая стойка, Марсельеза улыбалась.

Улыбка Марсельезы действовала на любителей гладить собачек безотказно. Протянутая к Марсельезе Люпен человеческая рука тут же повисала в заряженном непримиримой электрической ненавистью воздухе. Эту руку Марсельеза чувствовала спинным мозгом.

Шерсть на Марсельезе вставала дыбом и искрилась.

Спинной мозг разносил импульс вторжения по всей крошечной Марсельезе, от ее начала и до ее конца, со скоростью атомной волны.

От чересчур дружелюбной и беспечной человеческой субстанции в зубах Марсельезы Люпен оставались обрывки нитей, тряпичные клочья и куски печений.

Печенья Марсельеза выплевывала. Тряпичные клочья проглатывала.

Такова была Марсельеза.

В ее маленьком мшистом тельце билось преданное одному лишь Антону Павловичу верное собачье сердце.

Как Антон Павлович добился этой любви, было неизвестно. Впрочем, у собачей преданности, верности и любви свои законы. Как, разумеется, и у всякой преданности, верности и любви.

Во всяком случае, Антон Павлович никогда не кормил Марсельезу, не покупал ей резиновых мячиков, плюшевых хомячков и ошейников со стразами (это делала Людмила Анатольевна), не водил к собачьему парикмахеру, доктору и не мыл шампунем для мягкости и блеска волос (это тоже делала она).

Казалось, что Антон Павлович в своем мрачном, замкнутом бумажном мире даже не подозревал о существовании Марсельезы Люпен, а тем более о ее верности, преданности и любви…

Однако это было не так.

Антон Павлович любил.

Антон Павлович любил Марсельезу, сам не зная об этом и не замечая в себе этого болезненного, зависимого чувства. Без Марсельезы, без стрекота ее маленьких коготочков по паркету, без ее зловонного дыхания, когда она, высунув свой шершавый язык, тыкалась Антону Павловичу в лицо, без прикосновения ее холодного носа к щеке по утрам, без длинных проволочных усов, без вишневых выпученных глаз Марсельезы, пристально наблюдавших за ним с книжной полки, – словом, без всего того, что составляло эту крохотную, злобную, невыносимую собачонку, Антон Павлович не мог обходиться.

Без Марсельезы Антон Павлович не мог заснуть, как малое дитя не может заснуть без своего плюшевого зайца.

Без Марсельезы Антон Павлович не выходил просто так на улицу.

Без Марсельезы Антон Павлович не садился за стол.

Без Марсельезы Люпен Антону Павловичу в темноте было жутко и одиноко; в них двоих была заключена какая-то странная, не допускающая чужого вторжения и любопытства общность. Общность нетребовательная и незаметная другим, общность самого обыкновенного, а может быть, самого необыкновенного на свете чувства.

Но бедный, бедный Антон Павлович не знал об этом. И скажи ему кто-нибудь, что он любит, Антон Павлович ответил бы: «Тьфу»! – вот что бы он ответил.

Полднем четырнадцатого июня, поев сырников со сметаной, Антон Павлович, уговоренный Людмилой Анатольевной «пойти подышать и растрястись», застегнул на Марсельезе Люпен поводок последний раз в ее и своей жизни.

Мы не станем долго писать тут об этом страшном событии, потому что нам тоже больно и все мы люди. И все прочее в том же духе.

Антон Павлович сел на скамейку и по своему обыкновению отпустил Марсельезу Люпен с поводка гонять голубей.

Ах, да! Марсельеза очень не любила голубей. Их не любил и Антон Павлович. Обыкновенные серые московские голуби – это вообще какие-то несчастные птицы.

Кажется, их вовсе никто не любит.

Пока Марсельеза Люпен расшвыривала лапами этих никчемных птиц, а Антон Павлович дышал и «растрясался» на скамейке, со стороны Волоколамки в сторону улицы Героев мчался в своем алом тонированном спорткаре GQ, раздраженно вдавливая педаль газа, некий Соломон Арутюнович Миргрызоев.

За спиной Антона Павловича раздался визг тормозов. Глупая, никому не нужная птица голубь перелетела дорогу и равнодушно уселась на крышу троллейбусной остановки.

А Марсельезы Люпен Жирардо уже не было на свете.

Антон Павлович поднялся по лестнице. Людмилы Анатольевны не было дома.