Читать книгу "Безнадежные войны. Директор самой секретной спецслужбы Израиля рассказывает - Яков Кедми"

19

Когда мы закончили мыться и сменили одежду, неожиданно появился полугусеничный бронетранспортер с антеннами телефонной связи. Бронетранспортер остановился возле нас, и сидевшие в нем солдаты сказали нам, что им приказано обеспечить нашей части возможность позвонить родным. В 70-х годах не было мобильной связи, да и стационарные телефоны были не в каждом доме. Было полвосьмого утра, и я решил подождать до девяти, чтобы застать жену на работе, поскольку у нас телефона не было. В девять ноль пять я подошел к телефону и позвонил ей в министерство. Жена подняла трубку, и я сказал: «Доброе утро». На другом конце линии воцарилась тишина, и через несколько секунд она спросила дрожащим голосом, откуда я говорю. Я сказал ей по-русски, что издалека, с Красного моря. Она спросила, и в ее голосе слышались страх, надежда и забота: «Ты ранен?» «Нет», – ответил я, и Эдит недоверчиво продолжила: «Почему тебя так хорошо слышно? Ты точно не в одном из госпиталей неподалеку?» Я пытался убедить ее, что все в порядке, я не ранен и нахожусь далеко от нее, в расположении своей части. Она не очень поверила мне, но, по крайней мере, убедилась в том, что я жив.

Это была также и ее война, и всех тех, кто ждал нас дома. Война, о которой мы, фронтовики, не имели представления. Моя жена, молодая женщина, единственная дочь из семьи евреев, приехавших из Черновцов летом 1969 года, даже не представляла себе, столкнувшись со мной в Технионе, за какого типа она впоследствии выйдет замуж и какие проблемы и переживания принесет ее совместная жизнь со мной. Когда мы говорили о женитьбе, я сказал ей, что, если она выйдет за меня замуж, я могу ей гарантировать две вещи: что ее жизнь со мной будет намного тяжелее, чем она может себе представить, но вместе с тем она будет интереснее, чем любая фантазия. И она пошла за мной с закрытыми глазами. Она не ожидала таких трудностей, да, в сущности, никто не мог и предполагать, что они будут такими. Но эта молодая девушка всегда была мне преданным другом и подспорьем, особенно во время войны.

В начале войны, за несколько минут до начала движения в сторону Синая, я позвонил ей и сказал, что все в порядке и она может в любое время связаться со Штабом танковых войск. Я объяснил ей, что если нас не смогут соединить, то можно оставить мне сообщение в штабе. Я дал ей номер телефона оперативного отдела Штаба бронетанковых войск, предварительно попросив сказать Эдит, что я где-то рядом, но сейчас очень занят, но сообщить ей, что со мной все в порядке и я передаю ей привет. И ни в коем случае не проговориться, что я уехал на Синай. Три дня все шло как по маслу. На третий день одна из солдаток забыла прикрыть трубку рукой, и моя жена услышала, как она говорит с подружками: «Это опять жена Яши. Что ей сказать? Он вообще жив? Где он находится?» Моя жена поняла, что все разговоры за последние дни – это просто попытка ее успокоить. Она положила трубку и больше не звонила.

Как обычно бывает, по Израилю ползли многочисленные слухи, которые доходили и до нее. Говорили, что я попал в плен – то ли к египтянам, то ли к сирийцам. Но она старалась держать себя в руках и продолжала обычную жизнь, насколько это возможно для женщины, живущей в постоянном страхе за мужа. Она использовала связи и позвонила Лили, жене Арика Шарона. Мы были знакомы: они были на нашей свадьбе, а мы не раз бывали у них дома. Эдит попросила у Лили, если возможно, выяснить у Арика, что со мной и где я нахожусь. На следующий день Лили перезвонила ей и сообщила, что я на Южном фронте, но не в дивизии Арика, а в дивизии Брена, и что вчера я был жив и здоров. С одной стороны, это успокоило ее, с другой стороны, напугало. Одна из коллег моей жены рассказала ей про своего парня, который был ранен и утверждал, что видел меня. Жена спросила, в какой больнице лежит этот парень, и оказалось, что он в армейском отделении больницы «Ихилев», в Тель-Авиве. Она поехала туда, но ее не пустили внутрь. Тогда она вернулась на работу (она работала в Министерстве обороны) и поменялась одеждой с одной из девушек-солдаток и в таком виде проникла в госпиталь. Она нашла этого раненого солдата, и он рассказал ей, что в последний раз видел меня около недели назад, после чего наш батальон ушел в бой.

С тех пор жена ничего не знала о моей судьбе, пока я не позвонил из Суэца. В тот же день около полудня нам сообщили, что можно выехать в отпуск на 24 часа, в первую очередь женатым и имеющим детей. Так что и мне полагался отпуск. Я поехал в Фаид, аэропорт уже работал. Там было настоящее столпотворение, и я с трудом смог вскочить на борт последнего отправляющегося военно-транспортного самолета «Геркулес». Из-за опасения ракет «земля – воздух» мы пролетели на высоте нескольких метров над Большим Горьким озером. Над Синаем самолет набрал уже нормальную высоту и через полчаса приземлился в аэропорту Лод. Я довольно быстро, на попутных, добрался до правительственного квартала Тель-Авива, где находилось Министерство обороны. Охрана знала меня, поскольку я не раз приходил к жене на работу, но они попросили меня оставить оружие. У меня был «Узи» и трофейный пистолет, который я взял у одного из пленных. «Хилуан» – неплохой пистолет египетского производства. Я отказался оставить оружие и стал ждать Эдит у входа. Я заметил ее издалека: она вышла из здания министерства в сопровождении офицера безопасности. Он не знал, кто пришел к ней, ведь ему доложили лишь, что к моей жене пришел офицер с оружием. Опасаясь недобрых вестей, он решил быть с ней рядом в этот момент. Когда он увидел меня, то успокоился, помахал мне рукой и ушел.

Так мы встретились, а потом поехали к моим родителям, которые жили в Центре абсорбции новоприбывших в Хайфе. Я успел повидаться с братом и сестрой, им тоже пришлось нелегко во время войны. Мои родные тяжело переживали это испытание. Мама вспоминала все ужасы той войны, которые ей довелось пережить, своего брата-танкиста, который был смертельно ранен и которого она успела навестить в госпитале перед смертью. Папа тоже вспомнил войну: своего отца – моего дедушку, как они случайно встретились во время войны, два солдата в двух встречных эшелонах. Это был последний раз, когда он видел своего отца, погибшего несколько месяцев спустя.

Назавтра я вернулся в свой батальон, который был уже передислоцирован из Суэца. В ту ночь, когда я получил отпуск, был получен приказ перейти на восточный берег канала и занять позиции напротив Третьей армии на случай, если поступит приказ об ее уничтожении.

Через несколько дней после окончания боев Эхуд спросил меня, хорошо ли я помню бой на направлении «Тиртур». Я ответил утвердительно. Из танка командира батальона отлично видно поле боя, благодаря чему намного лучше понимаешь все происходящее. «Приехали люди из службы опознания погибших. Они хотят разыскать трупы погибших танкистов и попытаться их опознать. Поезжай с ними – покажешь им, где были подбиты танки, и поможешь им», – сказал Эхуд. В том бою у нас подбили почти треть танков, а значительная часть офицеров, участвовавших в этом бою, погибли или были ранены в последующих боях. Я даже не представлял себе, что меня ожидает. На месте выяснилось, что из танка поле боя выглядит иначе, чем из армейского джипа. Я покрутился между подбитыми танками и опознал три наши машины, остальные мы смогли эвакуировать во время боя. Тут мы столкнулись с неожиданной проблемой. Я должен был вспомнить, где чей танк. Одни сгорели, другие взорвались, и из-за огня не осталось и следа от написанных номеров. Увидев взорванную машину, я вспомнил, как влез внутрь горящего танка и потушил его. В голову пришло: «Посмотри, что тебя ожидало, и как тебе повезло». Мне и в самом деле повезло, и после войны я живу с ощущением, что судьба подарила мне остаток жизни, как бы в долг. Каждая минута, каждый день, каждый год – это своего рода подарок. Я начал относиться к жизни по-другому, с благодарностью судьбе за каждый день своей жизни, ведь я получил то, чего не досталось моим погибшим товарищам.