Читать книгу "Алина - Сергей и Дина Волсини"

Лия все еще была здесь. Я поднял глаза и посмотрел на нее сквозь головную боль – слава богу, она не знает, о чем я только что подумал. Она молча глядела на меня своими сияющими продолговатыми глазами, и взгляд мой снова скользнул на ее губы… Я схватился за голову и опустил лицо, заставляя себя не смотреть на нее и не думать о ней. Как не к месту сейчас эти фантазии, упрекнул я себя. До того ли мне в моем нынешнем положении? Не иначе, это все из-за болезни. Скорей бы уж, что ли, пришла Алина…

Она вдруг протянула руку и коснулась пальцами моих волос. Я поднял глаза; внутри у меня все похолодело. По тому, как она смотрела на меня – слишком ласково и слишком смело, по тому, как прислонилась бедрами к моим коленям, как долго не отнимала руку от моей головы, словно показывая, что имеет на это право, я понял: это было не видение. В голове у меня разразились гром и молнии, вихрем пронеслась вчерашняя ночь… Я вспомнил всё. Всё!.. На дорожке послышались шаги, это возвращались Мишаня с Алиной. Черт, черт, черт! Что теперь будет? На мгновенье я забыл о нестерпимой головной боли. Оказывается, это было не самым худшим, что со мной стряслось.

Ужинать поехали в П., снова на центральную площадь, только на этот раз в солидное заведение внутри двухэтажного старинного дома. Не передать словами, что творилось теперь в моем сердце. Алина, добрая душа, ни о чем не догадывалась и считала меня героем, спасшим вчера наши жизни – моя болезнь напугала ее и заставила передумать, пересмотреть вчерашнюю поездку; весь день, пока я отлеживался, она кружила вокруг меня, прикладывая ко лбу компресс и проверяя дыхание, и когда мы ехали на ужин, она заботилась обо мне, как только могла. Мне показалось, она делала это демонстративно, с нарочитой гордостью, и я подумал, что ей, должно быть, нравилось представлять меня героем перед своими родными в свете вчерашних событий. Ее заботливость камнем ложилась мне на сердце. Не надо! – хотелось мне крикнуть ей, – я совсем не герой! Знала бы она, что я натворил вчерашней ночью… Но Алина не знала и продолжала окутывать меня своим вниманием, а я продолжал умирать от понимания своей вины перед ней. Страшно было подумать, как изменятся наши отношения после случившегося, да я и не думал сейчас об этом – не мог.

Мишаня, наверно, тоже ничего не подозревал, во всяком случае, не подавал виду. Меня это не утешало: еще и суток не прошло с того часа, как я был с его женой, и от одной этой мысли у меня волосы на голове вставали дыбом. Что будет, если он узнает?! В машине я не мог смотреть в его сторону; его лысина, блестящая впереди, напоминала мне обо всех жестоких поступках в его жизни, о которых он поведал мне и о которых я догадывался сам. В конце концов я запретил себе думать об этом; я знал, что если стану переживать, то выдам себя с потрохами. Единственный способ выбраться отсюда подобру-поздорову, это делать вид, что ничего не произошло, иначе мне конец.

Но труднее всего мне было с Лией. Рядом с ней я совсем не мог собой управлять, ее присутствие меня как будто огнем обжигало; взгляд ее, направленный на меня с каким-нибудь невинным вопросом, обдавал меня жаром, парализовал; я впадал в ступор, молча таращил глаза и не знал, что ответить, мне казалось, еще одно слово – и всем в машине станет очевидна наша связь. Поведение мое было странным и могло вызвать подозрения, я понимал это, но ничего не мог с собой поделать: мне не удавалось заставить себя говорить с ней непринужденно как прежде. Что бы я ни сказал, мой голос выдаст мое состояние, думал я и от страха не мог выдавить из себя и звука. Она, я видел, с удивлением поглядывала на меня в зеркало. И это тоже пугало меня – зачем она так часто смотрит? Может, она хотела подбодрить меня, дать знать, что все в порядке и наша тайна пока еще остается тайной? Не хватало еще, чтобы она стала подавать мне знаки, со страхом подумал я и закрыл глаза, чтобы не встречаться с ней взглядом и не участвовать в общем разговоре. Сейчас я был рад тому, что могу просто сидеть, не открывая глаз и никому не отвечая.

Как только мы остановились у площади и выгрузились из машины, я поспешил вперед, подальше ото всех. Голова у меня пошла кругом, в глазах потемнело, а на душе было до того плохо, что хоть садись и умирай прямо здесь. Я добрался до первой попавшейся скамейки, на которой сидели какие-то люди, и плюхнулся с краю. Закрыл лицо ладонями и опустил голову. Они перестали разговаривать и уставились на то, как я раскачивался туда-сюда и стонал, хватаясь за голову, наверно, я показался им сумасшедшим. Подбежала Алина. Не знаю, откуда взялась во мне эта резкость, но я довольно грубо попросил ее оставить меня – невыносимы сейчас были ее заботливость и наивное сюсюканье. Она, разумеется, обиделась, поджала губы и пошла к своим.

Не знаю, сколько я просидел так. В голове у меня не было ни одной здравой мысли, отчаяние захватило меня целиком, жизнь казалась конченной. По опыту я знал, что в таком состоянии мне не следует думать о жизни и вообще о чем-либо размышлять; я не должен принимать никаких решений, повторял я себе, надо просто пойти, поужинать, вернуться домой и лечь спать, а все мысли оставить на утро – но и на это у меня не было сил. Меня словно кирпичами придавило к этой скамейке, я не мог пошевелиться, не мог заставить себя подняться, какое-то вязкое, тупое безразличие растекалось по всему моему нутру, ничего больше не хотелось, ни вставать со скамейки, ни думать, ни ужинать, ни жить. Пусть бы все так и закончилось, крутилось в голове. Нет, надо встать и идти, говорил другой голос. Гори оно все огнем, все и так уже закончилось, разве ты не видишь – это конец…

– Я вон в том заведении всех посадил. Во-он, на втором этаже.

Я разлепил ладони и поднял глаза. И отпрянул, увидев Мишаню. Он засмеялся:

– Да я это, я. Тебе что, мерещится уже кто-то?

Он сел, скамейка рядом со мной давно уже пустовала.

– Хороший ресторанчик. Рыбный. Раньше надо было туда идти. И чего мы в прошлый раз тут под дождем сидели? Там так тепло. Столы вот такие большие. Мы взяли две дорады и два палтуса на всех. Народу, правда, полным-полно. Придется своей очереди ждать. Сказали, полчаса будут готовить, не меньше. У них там на первом этаже французы сидят большой компанией. Сначала их обслужат, потом нас. Ну, я не стал спорить. Лишь бы покормили вкусно. А полчаса мы подождем. Правильно я говорю?

Я знал, что он пришел поговорить о ней. Другого времени у него не будет – перед сном меня не выманишь, Алина ни за что не позволит ему тащить меня, больного, на улицу, а утром мы уезжаем. Решено было ехать с самого утра, так чтобы завтракать уже в Барселоне.

– Ты что-то неважно выглядишь, – он оглядел меня быстрым взглядом. – Может, тебе за ужином опохмелиться? Я поддержу компанию, если что.

В его устах это звучало как отеческая забота. Я неопределенно покачал головой.

Один только вид его вселял в меня ужас. Я не мог отделаться от страшных мыслей; в каком бы отчаянном положении я ни находился, мне вовсе не хотелось погибнуть от руки ревнивого Мишани. Я стал готовиться к разговору, лихорадочно соображая, что бы ему сказать, чтобы отвести огонь от себя.

– Послушай, – начал он, повернувшись ко мне и схватив меня взглядом, – ты ведь говорил вчера с Лией, говорил?