Читать книгу "На крыльях магии - Андрэ Нортон"

Сама Арона была в одежде пастуха и прятала волосы под шапкой, как делают они. Фермеры, мужчины и женщины, называли ее «парень» и говорили с ней одним тоном; когда она снимала шапку и распускала волосы, к ней обращались «девушка» и говорили по-другому. Будучи «парнем», она видела, как фермерские дочери посматривают на нее сквозь ресницы и говорят с ней тоном голубки. Когда она становилась «девушкой», сыновья фермеров разговаривали с ней так, как иногда Эгил, когда старался быть особенно очаровательным. Несогласная попыталась объяснить Ароне, что такое любовь, ухаживание и замужество, но у Ароны было призвание девственницы. К тому же она, после насилия фальконера и коварства Эгила, чувствовала себя обманутой. И на все объяснения отвечала только:

— Пусть этим занимаются они.

Дорога снова пошла под уклон, и Несогласная посмотрела вдаль, на запад.

— Скоро мне придется оставить тебя, — предупредила она. — Арона, ты еще не умеешь разбираться в людях, а на дороге встречаются всякие. Большинство из них приличные и добрые, но не расставайся с оружием, и если почувствуешь, что что-то неладно, не пытайся понять, что именно. — Волшебница начала говорить словно с кем-то далеким. Потом сняла с шеи. свой амулет.

— Отвези его в Лормт. Он очень старинный, но сейчас для меня бесполезен. На нем руны Древнего народа. Я нашла его несколько лет назад в холмах к востоку от Эса, но я не ученая. И не имею дел с другими народами. — Она криво улыбнулась. — Нам своих бед хватает! Но, возможно, тебя этот амулет защитит от человеческого зла. А также твой ум и твою силу. — Она обняла девушку и неожиданно исчезла.

Арона смотрела на то место, где только что стояла волшебница. Может, это была иллюзия? Она чувствовала себя такой одинокой, как никогда раньше. Ей пришло в голову, что она безнадежно изгнана из своей семьи, своей деревни, никогда не увидит Дом Записей и все то знакомое и привычное, что знает с детства. И Арона ощутила глубокую горечь и неприязнь к Эгилу и всему его роду, к старейшим, которые предпочли его ей, к чужакам, которые приучили его с рождения к мысли, что он принц и должен всегда распоряжаться женщинами.

— Пусть он умрет с голоду и замерзнет, пусть сожрут его волки, — повторила она проклятие Бритис против Хуаны, — пусть найдут его фальконеры, отведут на Соколиный утес и скормят своим птицам. Пусть все обращаются с ним так, как он обошелся со мной и с моей хозяйкой, и пусть он плачет по ночам о том, что сделал. — И она сама заплакала.

Эгил, новый хранитель записей деревни Риверэдж, проснулся с сильной головной болью и слезящимися глазами. Его словно чем-то опоили. Солнце уже низко стояло на западе, и огонь в очаге давно погас. Клык просился на улицу и оставил лужу у входа. На полу и столе лежали остатки вчерашнего ужина, над ними вились мухи. Они, казалось, не страдают от такой еды. Может, он слишком много выпил?

Арона на него рассердилась. Но она вернется. Не сможет оставаться вдали от Дома Записей — и от него не будет постоянно убегать, как лошадь. Он единственный в деревне, с кем она может поговорить о том, что их обоих интересует. Она все равно вернется. Он действовал слишком нетерпеливо и навязчиво. Нужно было понять. Это его проклятое нетерпение! Но месяц-два терпеливых ухаживаний исправят эту ошибку.

Потому что он по-настоящему любит ее, и если у нее есть хоть столько ума, сколько боги дали гусыне, она это поймет. Он зевнул, потянулся и потер сонные глаза. Плеснул в лицо холодной воды и отправился рассматривать свои новые владения.

Веревка на двери комнаты записей перерезана — опять, и он знает, чья это работа. Нет, она не сможет остаться в стороне от Дома Записей. Не хватало нескольких свитков. Не его записи и не те скучные отчеты о ежедневных делах и спорах деревенских баб, а очаровательные, но явно ложные рассказы о героизме и вторжениях, о великих делах и временах, полных отчаяния. Те, что она особенно любит.

— Арона! — позвал он. — Арона! — Покачал головой, причесался, немного поел и отправился к дому ее матери.

Бетиас ее не видела.

— Разве она не с тобой? — удивилась она. Спросила явно искренне. Эгил прошел к кузнице, потом побежал. Никто из подруг понятия не имел, где Арона, но все считали, что она с ним. Эгил покрылся холодным потом.

— Арона! — взревел он и побежал к пещерам. За ним последовало несколько женщин с факелами. В пещерах Ароны нет, и никаких признаков, что она здесь вообще была.

Спрашивать волшебницу бесполезно: несколько женщин сообщили Эгилу, что она уехала, как и собиралась.

— Разве ты не знал? — удивилась старейшая, Раула, дочь Милены.

Арона исчезла, и с нею половина деревенской истории. «Ну, хорошо, — подумал он, — эти рассказы все равно выдуманы. Женщины, которые правят городом. Всадники-оборотни, которым наносит поражение армия обыкновенных людей. Соколиная богиня мстит смертным. — Гораздо лучше и покойнее без таких фантазий. — Арона! — жалобно воскликнул Эгил. — Почему ты так поступила? Если бы я знал, что значат для тебя эти глупые сказки, я бы подарил их тебе. Вернись ко мне, мы помиримся».

Глава тринадцатая. Жабы

— Посидишь у моего огня? — Одинокий путник, предложивший гостеприимство, был одет просто, но чисто, насколько можно быть чистым в дороге. И говорил он вежливо. Арона слезла с мула, которого назвала Леннис, и подошла к костру. Она не чувствовала присутствия зла ни тогда, ни позже, когда они разговаривали. Она рассказала о том, что едет в Лормт, рассказала о своем споре с Эгилом за место хранительницы записей и о решении старейших. А он говорил о своей жене и доме, о детях, о дочерях, в которых смысл его существования. Она рассказывала предания, и они разделили еду и вино.

А потом она сняла шапку. Глаза ее собеседника расширились.

— Девчонка? Ну! Боги наконец-то улыбнулись мне! Сегодня моя постель будет теплой! — Она покачала головой и отступила. Он достал из мешка кусок красивых кружев. — Я буду щедрым, — уговаривал он ее.

— Спасибо, но нет, —. твердо отказала она, отступая еще дальше и положив руку на нож. Он прыгнул к ней и схватил одной рукой за горло, а другой выхватил кинжал — быстрее, чем успел заметить глаз.

— А кто ты, если не шлюха? — рявкнул он. — Девка разбойников, приманивающая путников, пока остальные ждут в засаде?

— Я путница! Я тебе уже говорила! — кричала она, пытаясь одной рукой достать нож, а ногтями другой впиваясь ему в руку. — Ты предложил разделить твой костер, а теперь ведешь себя, как зверь в течке! О, Леннис была права! Это наша мельничиха, — выдохнула Арона, — и раньше я никогда не считала ее правой. Но теперь…

— Если ты этого не хочешь, — удивился он, искренне озадаченный, — то почему показала мне, что ты девушка? Я думал, это значит… ну, что бы подумал на моем месте любой мужчина? Сколько тебе лет? И какова на самом деле твоя история?

— Четырнадцать, — сдавленно ответила Арона, — почти пятнадцать, а этот Эгил, о котором я рассказывала, он хотел… он пытался… и я убежала…