Читать книгу "Фея белой магии - Анна Ольховская"

Так, стоп, ты о чем думаешь? Ты о дочери сейчас должна думать, пернатое, а не собственные ощущения анализировать!

И вообще, сколько можно валяться гнилым бревном? Пора глазоньки открывать, слух включать, остатки разума по сусекам наскрести и сообразить, что делать дальше.

Странно. Не получается. Глаза открыть не получается. Вернее, я, оказывается, и так все вижу, вот только это «все», принятое мной поначалу за полуобморочное состояние, выглядит как-то непонятно.

Крохотное пространство, ограниченное со всех сторон мутно-зелеными стенами. Как я сюда попала? Что это? Надо хорошенечко врезать по мерзкой болотной мути, я не хочу ее видеть! Она давит на меня.

Но… Где мои руки? А ноги?! Где вся я?!

Вернее, тело. Я – здесь, а тела своего не вижу. Это бред? Скорее всего. Видимо, удар оказался слишком сильным, вот меня и глючит. Ладно, подождем возвращения к себе в этой… в этом… короче, здесь.

«Здесь» оказалось каким-то ненадежным. Вернее, нестабильным. Через пару мгновений пространство содрогнулось, наверху резко потемнело, зато вокруг меня стало гораздо светлее. А потом…

М-да, неслабо меня приложили. Это что-то новенькое. Такого мое подсознание еще не выдавало.

Зеленая муть оказалась прозрачной, правда, прозрачность была какой-то неровной, слегка искривленной, словно бутылочное стекло.

И таким же искривленным выглядел месье Дюбуа, гнусно ухмылявшийся там, за стеклом. Причем точка обзора была необычной, учитывая разницу в росте. Еще недавно я смотрела на эту тварь снизу вверх, сейчас же самодовольная физиономия маячила прямо передо мной. Причем так близко, словно душка Паскаль собирался осчастливить меня страстным поцелуем.

Расслабься. Во-первых, это бредовый сон, а во-вторых, в этом сне у тебя нет тела, так что целовать тебя не во что.

– Ну, женщина, ты довольна? – Интересно, а чем я слышу? – Ведь я хотел пощадить тебя, оставить в теле. Если бы ты ограничилась забавной болтовней, так бы и случилось. Но ты посмела ударить меня, любимого сына Барона Субботы! – Могла бы – хихикнула. Нервно. Потому что импульсивное желание назвать парнишку Субботником было буквально расплющено жуткой догадкой. – Да еще в присутствии его слуг! Такое не прощается! Твой муж уже убедился в этом, он тоже пытался сопротивляться. А теперь выполняет любое мое желание. Впрочем, как будешь выполнять и ты. Смотри, женщина!

Пространство вокруг взвихрилось, и я увидела… себя!

Вот такое в моей жизни впервые. Одно дело любоваться собой в зеркале, и совсем другое – наблюдать за собственным телом со стороны. Тошнотное, скажу вам, ощущение. Возможно, когда тело лежит без сознания, это не так противно, но когда оно, тщательно перебинтованное, сидит в углу на стуле, смиренно сложив ручки и вытаращив пустые глазки, его, тело, хочется хорошенечко выпороть. Или повесить фингал под другим глазом, под правым, для симметрии. Расселась, дурища, к дочери иди!

– Встань! – властно рявкнул Дюбуа.

Тушка послушно поднялась.

– Подойди ко мне!

Притопала, все так же тупо таращась.

– На колени!

Эй-эй, мадам, ты чего? Ты же – я, а на колени меня поставить нельзя. Хоть что-то в башке осталось?

Нет, не осталось.

– Ну что, женщина, – передо мной снова физиономия редкостной скотины, – сейчас проверим, как ты умеешь доставить удовольствие мужчине. Вы, белые, в сексе гораздо хуже горячих дочерей Африки, но кое-что и вы умеете.

Вот тут мне поплохело конкретно. Если даже это и сон, то очень мерзкий. Но только теперь я уже сомневалась в спасительной версии сна. Все странности последнего времени: поведение Лешки, болезнь Ники, завывания и приплясывания Дюбуа, нечувствительность негров и, наконец, имя – Барон Суббота – все эти частички пазла сложились в картинку. Жуткую, невозможную, до сих пор казавшуюся всего лишь страшненькой сказкой – Вуду.

Для меня, впрочем, как и для большинства европейцев, эта религия ассоциировалась с голливудскими блокбастерами и книгами ужасов. Отдельно стояли «Комедианты» Грэма Грина и описанные там тонтон-макуты папаши Дювалье.

И все равно – Вуду, зомби, восковые куклы для проведения обрядов, ритуальные жертвоприношения, дух смерти Барон Суббота, – где они и где моя семья?!!

От полного бессилия хотелось выть. Да что же это, господи? Помоги, защити, убереги хотя бы мою дочь, прошу тебя!

А со своим телом я сама разберусь, позже. Хотя нет, какое там позже, эта тупица уже расстегивает мерзкому уроду портки!

Я заметалась внутри своего пространства, я билась в стены, я ненавидела себя так, как никогда до этого.

А миляга Паскаль смотрел прямо на меня и ухмылялся. И ухмылка его становилась все шире. Смотри не тресни, гнусь.

Ха, обломилось тебе, да? Дальше спущенных штанов дело не пошло, в комнату с воплем вбежала толстая негритянка. Увидев происходящее, она бухнулась на колени, вытянула вперед руки, уткнулась лбом в пол и запричитала все на том же тарабарском наречии.

Дюбуа помрачнел, велел моему телу ждать и стремительно вышел из комнаты. Меня он зачем-то взял с собой.

Как ни унизительно это сознавать, но я, похоже, нахожусь в бутылке. В обычной зеленоватой стеклянной бутылке. Впрочем, вряд ли это была бутылка из-под пива, похоже, что-то старинное и изготовленное кустарно. Слишком уж необычная форма у моего узилища, да и стенки не очень ровные.

Меня мотало внутри стеклянной тюрьмы, словно горошину в банке. Обнаружилось, что бутылка закупорена моим собственным шарфиком. Прелестно! Тряпочная затычка, которую можно просто выдуть! Неужели я не смогу ее вытолкнуть?

Пока нет. Не получается без тела, никак. В фильме «Привидение» полноценный призрак был, с ручками и ножками, поэтому он и научился буянить. Но зато там он умер, а я жива. Вернее, мое тело живо. Осталась самая малость – вернуться в него, пока мерзье Дюбуа не употребил его неоднократно.

Тем временм Паскаль притащил себя и меня на второй этаж нашей виллы. Обрыдаться от смеха – «наша вилла»! Купили домик, ага.

Рассмотреть планировку и внутренний дизайн помещений, мотаясь в бутылке, согласитесь, довольно сложно. Да и плевать мне на нее, на планировку, и на него, на дизайн. Вот только плюнуть нечем. Ничего, вернусь в себя – верблюды сдохнут от зависти!

Тряска прекратилась, Дюбуа вошел в просторную светлую комнату и поставил мою камеру-одиночку на… Не знаю на что, не успела заметить. На что-то плоское, в общем.

А сам направился к белоснежной кровати, над которой колыхался тончайший розовый полог. Вокруг кровати замерли, с ужасом глядя на вошедшего господина, три женщины – две европейки и та самая чернокожая толстуха, которая только что ползала по полу. Как она умудрилась опередить своего хозяина – понятия не имею. Телепортировалась, наверное.

На кровати, за розовым пологом, угадывалось крохотное детское тельце. Неподвижное тельце. Ника?!