Читать книгу "Мыльная сказка Шахерезады - Дарья Донцова"

— Страшно как-то, — поежилась я, — выкладывать посторонним людям собственные секреты не хочется. Вдруг они воспользуются моей откровенностью, начнут меня шантажировать.

— Таков метод, — пожала плечами дама. — Если вы реально мечтаете излечиться, согласитесь на любую терапию.

— Егор Владимирович дорого берет? — продолжала я пытать Эмму Генриховну.

Дама понизила голос:

— Вот на сей вопрос не отвечу, бухгалтерия не в моей компетенции. Лишь намекну: психотерапия не дешевое удовольствие. Извините за бестактность, но вы не похожи на человека с материальными проблемами.

— Я вполне прилично зарабатываю, — кивнула я, — и понимаю: сама судьба привела меня к вам, дает шанс изменить жизнь.

— Ничего не бывает случайным! — менторски провозгласила собеседница. — Во всем есть свой смысл. Например, вы споткнулись, упали, разорвали чулок, вынуждены были вернуться домой переодеться, кипели от злости, опоздали на работу. И очень хорошо!

Я решила подыграть Эмме Генриховне, которая за годы работы при Булгакове тоже стала считать себя душеведом.

— Ерунда! Не вижу ни малейшего повода для радости в дурацком происшествии.

Дама снисходительно улыбнулась.

— Потому что вы не способны увидеть ситуацию со всех сторон. Но вечером включите телевизор, а там в новостях расскажут о взрыве в метро. И тут вы сообразите: не упади вы утром, не вернись домой приводить себя в порядок, лежать бы вам сейчас в морге, потому что вы спешили как раз на тот поезд, в котором взорвалась бомба. Надо научиться видеть знаки судьбы. Сережа в музей не зря попал, некто рассчитал, что мальчик расскажет вам об экспозиции, вы приедете полюбоваться на библиотеку, узнаете о театротерапии, пройдете курс лечения и избавитесь от трудоголизма. Вот вам вся цепочка.

— Боюсь, — снова поежилась я.

— Право, смешно, — снисходительно улыбнулась Эмма. — Поверьте, это совсем не больно, ни уколов, ни операций Егор не делает, даже таблеток не выписывает.

Я потупилась.

— Меня пугает откровенность, на которую придется пойти. Предположим, я расскажу вслух о своих проблемах, а кто-нибудь начнет меня шантажировать. Наверное, Булгаков делает записи?

— Да, исключительно для себя, они недоступны другим людям, и я ни разу не слышала, чтобы у него возникли неприятности из-за несоблюдения врачебной тайны, — успокоила меня дама.

Дверь в комнатушку распахнулась, вошел стройный седой мужчина.

— Не следует швыряться камнями, если живешь в стеклянном доме, — не поздоровавшись, сказал он, — у каждого в группе своя проблема. Просто скучающих или празднолюбопытствующих у нас нет, я беру лишь тех, кто реально нуждается в помощи. Предположим, вы рассказываете, что убили мужа. А ваш сосед признается, что убил жену. Ну и кто кого будет шантажировать? Обоюдоострая ситуация получается.

На всякий случай я сказала:

— Я давно в разводе и не собираюсь ни с кем идти под венец.

Егор Владимирович улыбнулся.

— Ради примера я сгустил краски.

— Допустим, я мучаюсь совестью из-за совершенного мною тяжкого преступления, — медленно произнесла я, — а у другого члена группы булимия. Его болезнь ерунда по сравнению с моей бедой.

— Совершенно исключено, чтобы в группе произошло нечто подобное! — воскликнул Егор Владимирович. — Коллектив подбирается по принципу одинаковости проблем. Я заумно высказался?

— Нет, вполне понятно, — успокоила я психолога. — Тогда следующий вопрос!

Занимательную беседу прервал звонок в дверь, Эмма Генриховна подскочила.

— Экскурсия! Группа работников книжных магазинов из провинции.

Егор Владимирович встал и предложил мне:

— Хотите поговорить? Первая консультация бесплатная, многим хватает одной беседы, чтобы обрести равновесие.

— Нашу гостью зовут Даша, — прокудахтала Эмма, выходя в коридор. — Она преподаватель французского языка.

Булгаков придержал дверь рукой, мы с ним тоже очутились в коридоре, Егор сделал несколько шагов, распахнул другую дверь и сказал:

— К сожалению, мой французский далек от совершенства, практики не хватает. Устраивайтесь поудобнее, вон то кресло самое уютное. Так какой еще вопрос?

Я опустилась на сиденье и поняла, что оно слишком мягкое.

— Неужели есть люди, которые, убив кого-то, остались безнаказанными и пришли к вам, чтобы избавиться от мук совести? И неужели участие в «Гамлете» может им помочь?

Булгаков рассмеялся.

— Каюсь, грешен, я занимаюсь плагиатом. Беру, допустим, «Отелло» и переделываю на нужный лад. Ну согласитесь, маловероятно, что ко мне на прием явится чернокожий высокопоставленный военный, который задушил молодую жену, блондинку, оклеветанную другим мужчиной. Я с таким случаем пока не сталкивался. Значит, я сделаю Отелло европейцем, а Дездемона, возможно, будет его сестрой, а не супругой. И поймите, главное — не совершить преступление в реальности, а желать его совершить, планировать, вынашивать идею. Подавляющая масса моих подопечных — это те, кто готов преступить черту и мечтает, чтобы его остановили. Хотя бывают и спецгруппы. В них те, кто перешел Рубикон и оказался по ту сторону закона. Теперь о сохранении тайны. Я никогда ничего никому не сообщаю о своих клиентах.

— Рукописи не горят, — сказала я, — истории болезней тоже.

Егор Владимирович бросил быстрый взгляд на компьютер, стоявший на столе.

— Давайте договоримся. Я гарантирую вам сохранение тайны. Ни один мой пациент до сих пор не пожалел, что прошел через групповую терапию.

— Можно с кем-нибудь побеседовать? — заканючила я. — Ну, с теми, кто сюда постоянно ходит.

— Нет, — решительно отрезал Булгаков, — я не разглашаю имен. И, как вы выразились, «постоянно» сюда никто не ходит. Курс рассчитан на срок от полугода до двенадцати месяцев. Потом я вам стану не нужен. К сожалению, у психотерапии, как у любого метода, есть отрицательная сторона. Попадаются пациенты, которые начинают испытывать зависимость от сеансов. Врач для них, словно наркотик. Я всегда жестко предупреждаю людей: «Мы изживаем проблему, и все». Она решена? Мы расстаемся. Постоянно заниматься в театре нельзя.

— А если возникнет новая? — воскликнула я. — Допустим, я вылечилась от тяги к убийству, а через пять лет подцепила аэрофобию? Тогда вы меня возьмете?

Егор Владимирович улыбнулся.

— Нет ответа. Каждый случай уникален. Простите, звонок.

Булгаков взял со столешницы трубку с мигающим экраном и сказал:

— Слушаю, Костя. Да, да, конечно, уже выезжаю, не беспокойся.

Потом он вернул мобильный на прежнее место и сказал:

— Извините, ваш визит не планировался заранее. Обычно первая консультация занимает около двух часов. Я не могу сегодня уделить вам столько времени. Если хотите, запишитесь, я буду готов к продолжительной беседе. Сегодня мы просто пообщались по-дружески. Не сочтите меня человеком, который не желает вникнуть в ваши проблемы, но я обещал Константину Грекову поучаствовать в его программе «Неспящие в Москве».