Читать книгу "Всегда говори «всегда» – 2 - Татьяна Устинова"

Чувство устойчивой эйфории поселилось где-то под ложечкой – она ощущала себя великим стратегом и тонким психологом.

Как же это увлекательно, когда попадаются в расставленные тобой капканы, причем не только простаки.

Сам Грозовский!

Грозовский заглотил ее наживку, как голодный карась, и теперь мается в Палас Отеле один, ждет свою ненаглядную.

Комбинация получилась гениальная.

Вечером, когда агентство почти опустело, она взяла в кабинете Кудряшовой телефонную трубку. Звонил Грозовский – поинтересовался, где Надя.

– Надежда? Она ушла. Давно уже! – заверила его Даша.

– Где ее черти носят?! – повелся он на провокацию. – На прием пора ехать, я ее уже час дома жду!

– Дим, я не знаю. Пока.

Дарья едва успела нажать отбой, как в кабинет вошла Кудряшова.

Нужно было действовать, быстро и точно – любыми путями задержать ее в конторе.

– Хорошо, что ты не ушла! – Дарья сделала вид, что обрадовалась. – Ты мне помочь должна!

– Что-то из канцелярского выдать? – вяло спросила Надя. – Давай завтра, я уже каптерку свою заперла.

– Подожди, только не уходи! Мне нужно знать твое мнение.

Дарья сбегала к себе в кабинет, принесла кучу эскизов и положила их перед Надей, незаметно скинув при этом трубку с рычага телефона.

– Вот. Погляди. Что ты можешь сказать?

– Ничего не могу. – Кудряшова даже не посмотрела на эскизы. – Даш, я ж в этом ничего не понимаю. Я по хозяйственной части… – Глаза у завхоза были на мокром месте – бальзам на душу! – но Даша едва не упустила свой шанс. Надя встала и собралась уйти.

– Стой! – Дарья перекрыла ей путь. И сложила молитвенно на груди руки. – Надь, ну не прибедняйся! Забыла, как ты мое пиво раздолбала? Нет, у тебя глаз хороший…

Кудряшова вздохнула, села, взяла эскизы…

А как же! Такие рыжие клуши всегда бросаются спасать ближнего, даже если у самих все идет кувырком и жизнь рушится.

…А Грозовский с ума сходил.

В смокинге и бабочке он метался по квартире и обрывал телефон. Занято, «абонент недоступен». Занято, «абонент недоступен»…

До приема оставалось двадцать минут.

– Тьфу! – с досады он пнул Хотея в пузо и позвонил Наталье.

– Наташа, да, это я. Я опоздаю, вы меня не ждите. Надежду не могу найти. С работы ушла, мобильник не отвечает. Нет, нет, я обязательно приду. У меня там еще и встреча деловая. Очень важная. Ладно, пока.

… – Даш, ну че ты меня мучаешь? Ну не знаю я… Что это? Какие-то шарики…

– Это не шарики, это пузырьки. Символизируют легкость.

– Да бог с ними, пусть чего хотят символизируют. Мне домой надо. – Кудряшова жалобно посмотрела на Дарью, будто извиняясь за свое полное невежество в рекламном бизнесе.

– Что тебе там делать, дома? Димки нет, он в Паласе. Будешь сидеть, ждать его, как собачка? Господи! Какие же мы все бабы дуры!

Кудряшова все-таки встала, взяла сумку и пошла к двери.

Оставалось нанести последний удар…

– Ты только не вздумай в Палас попереть в таком-то виде! Не будь дурой, не унижайся!

На Наде был полосатый свитерок в катышках, юбка годе, едва прикрывающая колени, а на ногах – жуткие вьетнамки, открывающие заклеенные пластырем пятки.

Даша даже и не знала, что лучше – заявится Кудряшова на прием в таком виде или с фазаном на шляпе.

В общем, гениальная комбинация получилась.

Жалко, из окна не увидеть, что в итоге получится.

Конечно, Надя переоделась. Но не в тот фантастический наряд, который они купили с Дарьей, для него настроения не было, а в красивый брючный костюм и удобные босоножки.

Утром Димка протянул ей новые пригласительные. Сказал, что он дурак, а она красавица, но таким тоном, что стало понятно, он – красавец, а она – дура… Можно было и не ехать на этот прием, все равно опоздала, но Надя поехала – а вдруг есть еще маленький шанс у этой измотавшей ее любви?

Но шанса не было.

Димка танцевал с однокурсницей, нежно прижимая ее к себе и что-то нашептывая на ухо. Они очень подходили друг другу – Грозовский и эта… любительница пигмеев. Оба высокие, породистые, стройные, красивые как боги…

Надя почувствовала себя колченогой дворняжкой.

И куда она сунулась? Грозовский, Палас Отель, «Солнечный ветер», приемы, квартира на сорок первом этаже, любовь-морковь…

Швейная фабрика, общежитие, «дядь Толь с теть Зиной» и бывший муж-алкоголик.

Вот ее удел.

Она на мгновение схлестнулась взглядом с Димкой и… бросилась вон из зала… Вон из этой не своей жизни…

Он догнал ее у дверей и схватил за плечи.

– Надь, ты чего…

– Пусти! Пусти сейчас же! – Надя вырвалась (если бы хотел – удержал!) и выбежала на улицу. Она бежала, не разбирая дороги, сбивая прохожих. Он – в смокинге и бабочке – шел быстрым шагом за ней.

– Да постой ты! Я тебе весь вечер звонил! И в офис, и на мобильник! Где тебя носило?!

– Звонил он! Как же! – закричала Надежда, подскакивая к обочине и вскидывая руку, чтобы поймать такси. – Врать здоров!

Дима догнал ее, снова схватил за плечи. Прохожие пялились на них с весельем в глазах – богатенький денди уламывает простую девчонку, и чего ей ломаться?

Такси все не останавливалось.

– Пусти, говорю! Я орать буду! – Надя отвесила ему хлесткую пощечину, изо всей силы, со всем своим отчаянием отвесила. – Весь твой прием поганый сейчас сбежится!

Щека у Грозовского заалела, сам он побелел и отпустил Надю.

– Ну и черт с тобой! Ненормальная!

…Он потом миллион раз пожалел, что отпустил Надю, не скрутил ее, не заломал руки, не послал таксиста по матушке, не прокричал ей, что она дура и он дурак, что мозгов у них нет у обоих, раз они такое творят, ведь он ее любит и она тоже любит – он же не совсем идиот, и чувствует это… А если Надька приревновала его к Наташке, так на ухо он шептал однокурснице как раз вот про это – что пропал, что женится на Наде, что никогда с ним такого не было и он – кошмар и ужас! – подумывает даже о детях.

И вообще, Наташка только что вышла замуж, она счастлива, на крыльях летает, а с ним у нее – дружба и только дружба, иногда дурашливая и идиотская, но ничего больше…

Он миллион раз потом пожалел, что отпустил Надю, но сейчас только посмотрел вслед отъезжающему такси и вернулся в Палас Отель.

«Перебесится», – подумал Грозовский.

Жизнь, конечно, не кончилась, но дышать было больно, ни есть, ни пить не хотелось, а спать не спалось.