Читать книгу "Конец одиночества - Чарити Бэрфут"

— Нас. — Он слегка покраснел. — Тебя. Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю.

— Мне все равно, благоразумно это или нет, — просто ответила Флоренс. — Я не могу ждать. — Она помедлила. — Так ты идешь?

Вместо ответа Норман поднял ее на руки.

— Считай, что ты меня уговорила, — пробормотал он и кивнул в направлении двери гостиной. — Наверх, я полагаю?

Когда Норман поставил ее на ноги в спальне и огляделся вокруг, комната показалась ей совсем крохотной: его высокая, мускулистая фигура полностью доминировала в ней.

— Тебе здесь нравится? — тихо спросила Флоренс. Уверенность, наполнявшая ее внизу, при мысли о том, что придется раздеваться перед ним, куда-то испарилась. Не то чтобы она не делала этого раньше, но воспоминание о нынешнем своем отражении в зеркале мешало сделать это естественно.

— Обитательница нравится мне больше, — ответил Норман, снимая пиджак и расстегивая пояс джинсов. Затем, увидев, что она не следует его примеру, остановился. — Что-нибудь не так?

— Все в порядке.

— Флора! — Заметив ее неуверенность, он решил взять инициативу на себя. — Иди ко мне.

— Не могу, — сдерживая невольную дрожь, ответила Флоренс.

— Но почему?

Ее рука легла на выпуклость живота.

— Я изменилась, Норман…

— Я это заметил, — пошутил он, но, видя ее волнение, посерьезнел. — Ты выглядишь… просто замечательно.

— Я выгляжу безобразно, — возразила она, потупив взгляд.

С невнятным возгласом Норман подошел к ней.

— Значит, дело в этом? — спросил он, беря Флоренс за подбородок и поднимая ее лицо вверх. — Ты не хочешь, чтобы я тебя видел?

— У меня… такой ужасный вид.

— Не согласен. — Норман осторожно снял с нее через голову свитер и, увидев набухшие груди в кружевном бюстгальтере, улыбнулся. — Ты прекрасна и всегда будешь для меня самой красивой.

Когда она оказалась полностью раздетой и лежащей на кровати, он оглядел ее с видимым удовлетворением.

— Я же говорю: ты прекрасна.

— Ох, Норман! — Привстав, она обняла его за шею и поцеловала. — Как я тебя люблю!

— Надеюсь, — поддразнил ее Норман, сбрасывая брюки и присоединяясь к ней в постели. — На этот раз я тебя не упущу.

Только в изнеможении откатившись от Флоренс, Норман почувствовал угрызения совести. Она выглядела такой бледной и хрупкой! Повернувшись на бок, он ласково погладил непривычно вздутый живот.

— С тобой все в порядке? — спросил Норман немного охрипшим голосом.

Повернув голову, Флоренс посмотрела на него влюбленными глазами.

— Я чувствую себя просто божественно. А ты? — спросила она.

— Стоит ли спрашивать? — Он улыбнулся. — Тебе не было больно?

— Только в приятном смысле, — лукаво заявила Флоренс и нашла его руку. — Я так рада, что ты со мной!

— Я тоже. — Норман собрался было поднести ее руку к губам, как вдруг под его ладонью что-то шевельнулось. — Эй! Он снова двигается!

— Он делает это все время, — улыбнулась она. — Напоминает нам о своем присутствии.

— Но ты действительно не против? — внезапно помрачнел Норман.

— Ты имеешь в виду ребенка?

— Да, ребенка… беременность… — ответил он. — Ты же понимаешь, что у меня есть свои причины спрашивать.

Патриция и ее аборт, сообразила Флоренс. Устремив на него любящий взгляд, она постаралась как можно тщательнее сформулировать ответ.

— Я с самого начала решила: это будет единственное, что у меня от тебя останется.

Норман погладил ее по щеке.

— Нет, я тебя не заслуживаю. После всего, что натворил…

— Послушай. — Она накрыла его руку своей. — Ведь наше знакомство началось из-за меня, помнишь? А если искать, на кого возложить вину за мою беременность, то часть ее лежит и на мне тоже. Ведь это я позволила — нет, даже втайне хотела! — чтобы это произошло.

На лице Нормана появилась улыбка.

— Я ведь мог всякий раз настаивать на том, чтобы предохраняться, — напомнил он. — Но, должен признаться, очень рад, что не всегда делал это.

— Действительно?

— Пора тебе начать верить мне. Правда, я не возражал бы иметь тебя в своем единоличном распоряжении подольше, но что уж тут поделаешь…

— А знаешь, именно здесь я впервые прочитала письма отца, — сказала Флоренс, слегка покачивая стоящую рядом со скамейкой детскую коляску с четырехмесячной Хелен.

Сидящий рядом Норман молча обнял жену за плечи. Старая яблоня, возле которой стояла скамейка, вновь цвела, и аромат ее цветов внезапно напомнил женщине об умершей год назад приемной матери и о казавшихся ей в то время неразрешимыми проблемах.

Хотя это было и не так уж важно, их дочь, на две недели опоздав явиться на свет, родилась в законном браке. Отчасти по этой причине свадьба была очень скромной, присутствовали лишь Эвелин с Джералдом и Джудит с Китом. Флоренс тогда очень стеснялась своего положения. Ввиду сложившихся обстоятельств пришлось воспользоваться свадебным платьем гораздо более объемной подруги, да и то не обошлось без переделок. Но Норман клялся, что, по его мнению, она — самая прекрасная невеста всех времен и на всем белом свете.

После свадьбы растрогавшаяся Эвелин повинилась сестре в том, что перед смертью мать рассказала ей всю историю удочерения Флоренс.

— Но почему ты ничего не сказала мне хотя бы потом, после ее смерти, — спросила Флоренс.

— Есть хорошая пословица: «Не будите спящую собаку», — ответила Эвелин. — Да еще, ты же знаешь, к тому времени она была уже слишком плоха, вот я и боялась, что это просто плод ее больного воображения.

Флоренс могла бы напомнить о том, что сестра промолчала, даже узнав о найденных письмах, но к чему ворошить прошлое. После того как Норман выкупил долю Эвелин в доме их родителей и, несмотря на развод с Патрицией, остался во главе фирмы, сменив ушедшего на покой Мартина, отношения между сестрами стали налаживаться.

— Ты уже решила, что ответить Маргарет? — поинтересовался Норман.

Недавно жена покойного отца прислала Флоренс приглашение погостить в Пейнтон-Хаусе.

— Пока нет. Может быть, попозже, летом, и поеду, — рассеянно ответила она, прижимаясь к нему покрепче. — И девочка немного подрастет.

— Скажи, а ты не жалеешь о том, что так и не повидалась со своим родным отцом? — неожиданно спросил Норман.

— Знаешь, — после долгого молчания сказала Флоренс, — пожалуй, нет. В конце концов, он оставался бы для меня совершенно чужим человеком. Нам нечего было сказать друг другу.

Они опять помолчали.