Читать книгу "Игры для взрослых - Фридрих Незнанский"

— Предлагаю отправить в командировку Володю, — сказал Голованов, — раз уж он вышел на Суглобова и фактически занялся расследованием дела Орыси. Нужно найти подружек Наталки. Может, она им что-нибудь говорила об этой Стефании Владимировне. Фамилия ее ведь известна?

— Нет. — Анна опустила голову.

Турецкий не удержался и упрекнул ее:

— Ну как же вы даже фамилию этой женщины у дочери не спросили?

— Я думала, что она действительно родственница Наталки. Орыся мне никогда не врала. Вы думаете, что она не родственница?

— Это было бы слишком просто, — избежал ответа Турецкий.

В пятнадцать часов сорок минут поезд Москва — Львов отправился с Киевского вокзала, и в одном из купе сидела заплаканная Анна. Напротив пытался читать газету Демидов. Но сам думал о том, что в багажном отделении в цинковом гробу возвращается на Родину доверчивая девушка Орыся. Которая никому не желала зла и только хотела помочь семье.

15

Ночью пересекли границу. Теперь пограничники после обычных вопросов о наличии у пассажиров наркотиков, валюты и оружия деловито раскрывали толстые папки и дотошно сверяли фамилии всех пассажиров со своими сведениями. Демидов подивился количеству нарушителей, которых разыскивали власти. Папка прямо распухла от бумаг. В соседнем купе уже слышался плачущий голос женщины:

— Так я не виновата, что мои родители не заполнили иммиграционную карту на мою дочку, когда ехали в Россию. Что же теперь делать? Среди ночи будете нас ссаживать? А дальше что? Куда мы денемся? У нас уже и денег нет.

Дверь в купе закрылась, и ответа Демидов не услышал. Когда поезд тронулся, на перроне стояли только пограничники. Никого не ссадили.

И Демидов догадывался, каким образом решился вопрос.

В Стрые он поселился в маленькой гостинице, хотя Анна уговаривала его пожить у них. Володя твердо, но вежливо отказался. В гостинице он будет чувствовать себя свободнее. В тот же день он пришел в дом Бабичей, и вместе они составили список подруг, с которыми чаще всего общалась Орыся. Их оказалось не так много. Хуже всего было то, что главная свидетельница, Наталка, отсутствовала. Но Демидов решил зайти к ее бабке. Даже если она ничего не знает, хотя бы скажет, есть ли у них родственница Стефания Владимировна.

Бабка с трудом передвигалась по дому, но заставить ее посидеть не было никакой возможности. Она то вытирала вымытую посуду, то расставляла ее на полке. Затем принялась чистить картошку. Потом нацепила очки и стала перебирать гречку. Переспрашивала каждый вопрос, видать, туговата на ухо, но отвечала толково. Слава богу, мозги у нее работали нормально.

— Не, та шо вы! Яка така Стефания Владимировна? Та я про такую вперше чую! Нема у нас у Стрыю никаких родичей. Наталка говорила? Она вам наговорит. Такую брехуху еще поискать. Слава Исусу, уехала в Италию к матери. А то не работала, не училась, такую мне ледащую девку оставили. Я на нее только готовила да убирала. И как она там у чужих людей хозяйничает? Ее тут не уговорить было подмести пол, — сетовала старуха. — Правда, там за это гроши большие платят. А тут задаром.

Девка свою выгоду искала, — заключила бабулька и неодобрительно поджала губы.

Она уже успела перебрать крупу и теперь принялась штопать чулки. Иголка так и мелькала в ее руках. Демидов уже давно не видел, как штопают, и зачарованно следил за хитроумным процессом. А такого способа он еще не видел: она подцепляла петельку нитки и протягивала ее через другую, словно вязала крючком.

— Подружки, говорите? Вот Орыся у нее была, хороша дивчина, тильки уехала уже месяца как два. На заработки в Москву. Хлопчик у нее был, гарный такой, разумный. Она с ним иногда к Наталке приходила. Олегом зовут. Вроде у Киеве учится. Чи на фельдшера, чи на этого… филолога, чи як его? На того, кто языки учит. Спытайте у его матери.

— А фамилию его вы знаете?

— А чого ж не знать? Марчук фамилия. Его мать ликарь, зубы лечит. Вот мне лет десять назад челюсть зробыла. Гарна челюсть, совсем не мешает. Но человек она поганый, — неожиданно заключила старушка.

Бабуля покончила с чулками и принялась кроить из старого пододеяльника полотно, расстелив его на обеденном столе. Демидов не удержался и спросил:

— А что, нельзя его уже на тряпки пустить?

— Ленивые так и делают. А я подошью, и будет мне простыня.

— Бабуля, так ваши все на заработках. Неужели на постельное белье не заработали?

— А чого б они там сидели, если бы не заработали? Так я не хочу их гроши распускать. Это уже им, молодым, нехай будет. Им все надо. А мне что, старой, надо? Они мне пишут: покупай мясо, харчуйся хорошо. Мясо дорого стоит. Не буду я их деньги на мясо тратить. Им копейка тяжело дается. Думаете, приятно чужую задницу мыть? А я колбаски куплю, с макаронами поем, больше мне и не надо. Или картопли наварю, да с олией. Як то люды говорят? — задумалась она. — А, вспомнила. Погано жили, нечего и начинать.

Бабуся опять взялась за иголку и, прошивая края ткани крупными стежками, посоветовала гостю:

— Так вы идите в поликлинику, по улице Володимира Великого, да сверните на Орлика. Там поликлиника, а на втором этаже кабинет зубной. Марчучка вам все скажет, если Орысю простила.

— А что ей Орыся сделала?

— Так они с Олегом к свадьбе готовились. На сентябрь наметили. А невеста вдруг в Москву. У них, правда, батько хворый. Она подалась на лекарства заработать. А Марчучка про нее потом черт-те что говорила. На весь Стрый опозорила.

— А что ж такого она говорила?

— У нее и спросите. Она вам с большой радостью расскажет. А я гадости про Орысю повторять не хочу. Уехала — и уехала. Она дивчина хорошая.

Демидов так и не сказал старушке, что Орыся уже и приехала и завтра будут ее похороны. Пускай соседи сообщат.

Интересно, почему Анна не рассказала, что Орыся собиралась замуж? Ведь ни словом не заикнулась. Может, тоже обижена на ту Марчучку, которая позорила ее дочь?

Демидов пошел по указанному адресу и легко нашел поликлинику. В коридоре возле кабинета зубного врача толпилось столько народа, что он решил не рисковать. Как раз при нем начался скандал: кто-то пытался прорваться без очереди. Возбужденные пациенты всячески стыдили молодого парня, и тот, ухватившись рукой за щеку и морщась от боли, огрызался:

— С острой болью без очереди! Правило есть такое!

— Мы все тут с острой болью! — галдели со всех сторон.

Демидов посмотрел на часы приема. Через два часа стоматолог Марчук освободится, тогда он и подойдет к ней. А пока зайдет к Анне, есть к ней вопрос.

Анна была не одна. Несколько женщин в черных платках с заплаканными глазами сидели рядом. На столе, покрытом ковром, стоял цинковый гроб, и люди расположились вокруг на стульях и диване. Все молчали. Иногда кто-то шепотом говорил что-то. Дверь в дом была открыта настежь, заходили, не здороваясь, и, поклонившись, подходили к гробу. А потом садились на стулья. Так же молча уходили. Никто не взглянул на Демидова, и тот топтался в дверном проеме, не зная, что делать. Он должен многое успеть за несколько дней.