Читать книгу "Ловушка для опера - Алексей Сухаренко"

– Эдик держит твоего сына за городом. Он и есть вымогатель – видно было, что эта фраза далась ему с большим трудом.

– Как, телохранитель? – удивился такому простому ответу Бодряков – А адрес? Где Максим?

Петр сделал попытку вспомнить и описать точный адрес, но у него ни чего не вышло. Сзади подошел врач, и увидя на лице больного гримасу боли выставил Сергея Ивановича из палаты.

Пока Бодряков добирался до казино, он попытался смоделировать сложившуюся информацию в стройную картину.

«Значит «Глыба», который был доверенным лицом обоих супругов, узнал о сейфе, и с кем-то из соучастников, после того как посадили Городецкого, похитили его Максима. И теперь торгует его ребенком, вымогая у матери доступ к миллионам долларов» – выстроил довольно правдоподобную и логичную версию оперативник – «Отсюда, и отказ от помощи милиции, и инструктаж о допуске к обмену только матери Максима. Любой сбой в их плане ими же полностью контролируется, и корректируется. Так видимо «откорректировали» и, попавшегося на глаза Замутилова».

Сергей Иванович мечтал только об одном, чтобы Эдик был в казино.

Начальника службы безопасности в казино не оказалось, вместо него к хозяйке его провожал другой парень, в котором сыщик сразу же опознал мужчину с коттеджа в Кратово.

«Как все здесь запущено» – вспомнил он любимую поговорку Замутилова, к которой он прибегал в сложных ситуациях.

Сергей Иванович, боясь быть узнанным, старался не смотреть прямо, и понизил тембр голоса. Пронесло.

Надежда, как показалась Бодрякову, была в очень хорошем настроении, и слегка в подвыпившем состоянии.

– А муж? – с порога поинтересовался оперативник, помня, что предстояло уговаривать Городецкого, и надеясь увидеть его здесь.

– Его Эдик отвез на нашу дачу. Ему нужно немного прийти в себя после трех месяцев тюрьмы – Надежда стала разливать любимый коньяк.

– Шифр он успел сказать? – ужаснулся оперативник.

– Завтра скажет. Я теперь не сомневаюсь – улыбнулась женщина.

– Только вопрос кому? – иронизировал оперативник, не решаясь поведать о роли ее главного охранника.

– Что значит кому? – сразу напряглась Надежда.

Сергей Иванович рассказал без утайки о сегодняшнем задании Замутилова, и о его словах в больнице. Он так же вспомнил свои наблюдения в день штурма опустевшего коттеджа. Об отсутствии Эдика, о ее с ним телефонном звонке. О его невозмутимом состоянии перед операции, словно знающего о ее результате. В глазах Надежды промелькнул сначала страх затем злость. Говорить она начала когда к ней полностью вернулась самообладание.

– Глупости какие-то. Видимо твоему другу кто-то мозги повредил. Эдик столько раз проверен, что на него я могу положиться как на тебя. На тебя – то я могу положиться? – последняя фраза была похожа на брошенный вызов.

– Ты еще спрашиваешь? – удивился отец ее сына.

– Ну, до прослушки моих разговоров ты ведь уже докатился – упрекнула она его методы.

– Ну, я хотел засечь вымогателей – попытался оправдаться Бодряков.

– Ладно, спасибо тебе за помощь – немного «остыла» женщина – Завтра утром я получаю сына назад, после я тебе позвоню и Вы с ним познакомитесь.

– Стой, я то же могу пригодиться при обмене – недоумевал Бодряков своим отстранением в самый важный момент.

– Ни какой официальщины – зло сверкнули глаза Надежды.

– Да я не легально, для подстраховки – почти умолял Сергей Иванович – Я все же отец.

– Ты хочешь увидеть сына? – не спросила, а поставила жесткое условие женщина – Тогда сделаешь так как я прошу.

Бодрякову ни чего не оставалось как согласиться и ждать.

«Все же материнское хладнокровие должно в конце концов основываться только на стопроцентной уверенности в хорошем исходе – успокаивал себя оперативник, решивший вернуться в отделение и переночевать в своем кабинете.

Родственники?

После последнего ухода Сороса на свидание к адвокату Егора, время для Веника потянулось томительно медленно. Егор привык к своему новому другу, к его вниманию и опеке. Если раньше одиночество для него было нормой жизни, то после помещения его в камеру, и знакомства с Соросом, он как ни странно почувствовал интерес к жизни в этом мужском коммунальном сообществе. Не скрашивало его внутреннее одиночество и оставшийся от друга в наследство черный костюм, и заметное повышение его камерного рейтинга – от шныря до рядового мужика. Смотрящий за порядком в хате, после того как Сорос не пришел ночевать разъяснил Егору, что его друга перевели в камеру, расположенную в другом конце тюремного корпуса, и что теперь он может с ним только обмениваться «малявами». В подтверждении его слов утром следующего дня Егору пришла записка от Сороса.

«Егор, братушка, вляпался я из-за тебя по самые «не хочу». Теперь я значусь в камере 240 под твои именем, и братва достала меня своими подколами. Но ни чего нам пока не остается другого как продолжать маскарад пока я не «перетру» эту ситуацию с адвокатом. Если тебя вызовут как меня, ради Бога, молчи как покойник. До встречи на воле Сорос» – с трудом разобрал мелкий почерк малявы Егор.

Ему стало немного легче от того, что его друг не забыл о нем, и в то же время немного грустно, что Сорос из-за него вынужден испытывать такие трудности. Он то же решил поддержать друга и намалявал ему ответ.

«Друг и брат Сорос. Большего друга, и родней человека чем ты у меня ни каго нет кроме матери. Жалко мама пропала, а то бы она мне прислала табачку нюхачего, и я тебя научил бы им пользываться. Это лучше чем те «колеса» которые мы глотали перед твоим переводом из камеры. Остаюсь верен дружбе Егорша Веник».

Записку привязали к веревке, дернули за конец, и «малявка» нырнула сквозь металлические жалюзи решетки, отправляясь по «дороге» в другой конец корпуса.

Егор успешно справлялся с новой ролью, и когда контролеры устраивали проверку рапортовал за своего друга, называя его имя отчество и статью обвинения.

Но однажды его вызвали на свидание к адвокату. Из камеры он влился в группу арестантов и по длинным коридорам проследовал до следственных кабинетов.

– В сорок шестой кабинет – показала Егору в направлении конца коридора пожилая прапорщица.

«Похожа на маму только по моложе» – с тоской о матери подумал арестант.

Открыв дверь в кабинет, он увидел импозантного вида мужчину, который с удивлением разглядывал вошедшего Егора.

– Хорош однако – непонятно к чему произнес адвокат, и нажал кнопку вызова охраны.

– Это не мой подзащитный – пояснил он запыхавшимся охранникам, которые прибежав по вызову, не знали на чью голову опустить резиновый «демократизатор».

Егор равнодушно наблюдал за склокой, не понимая зачем его вообще выводили, если привели не к тому адвокату. Через минуту его увели, и «воткнули» в отстойник зачем-то предварительно ткнув дубинкой между лопаток. Вечером в хате его встретили градом вопросов. Смотрящий, усадил его на свою шконку, и цыкнув на остальных стал внимательно его слушать. После его рассказа он сел строчить маляву, и в срочном порядке отправил ее Соросу. Вскоре пришло ответная записка, и прочитав ее, Смотрящий стал инструктировать Егора как ему себя вести на допросах в оперчасти изолятора у «кума». Егор его внимательно слушал и кивал головой.