Читать книгу "В краю солнца - Тони Парсонс"

— Пойдем отсюда, — сказал Ник. — Вас, наверное, ждет семья.

— Да, — ответил я. — Пора мне домой.

В тот день Ник стал моим другом.

Фейерверков на Новый год не было.

Зато мы спустились на пляж, зажгли свечу в бумажном воздушном шаре и отпустили его в ночное небо.

По всему Най — Янгу, к югу и к северу от него, на каждом пляже и холме Пхукета люди делали то же самое. Вскоре небо наполнилось тысячами мерцающих огней, и наш воздушный фонарик быстро затерялся среди остальных.

Бумажные шары с трепещущими язычками пламени внутри были подобны жизням всех тех людей, которых мы никогда не узнаем. Запрокинув голову, мы наблюдали, как они поднимаются над Андаманским морем, эти крошечные оранжевые точки в черной звездной ночи, и улетают все дальше и дальше, все выше и выше. Мы стояли на нашем пляже, нашем прекрасном Най — Янге, — Тесс, Кива, Рори и я, — держались за руки, ощущая под ногами мягкий белый песок, и смотрели в небо, пока последний огонек не исчез в темноте.

Часть третья
Юноша и морская цыганка

19

В первый день нового года подержанная лодка господина Ботена, недавно купленная на смену прежней, покинула спокойные, отполированные солнцем воды бухты и вышла в открытое море, темно–синее и подернутое крупной рябью.

Господин Ботен выдал мне пару ушных затычек из какого–то розового пористого материала, но я ни разу ими не воспользовался. Хриплое тарахтение двухтактного двигателя мне нравилось.

Когда солнце начало припекать, я устроился в центре лодки под маленьким зеленым зонтиком, который господин Ботен установил специально для меня. Сам он, золотисто–коричневый, точно древесина старого тикового дерева, не боялся никакой жары. Впрочем, господин Ботен настаивал, чтобы я сидел посередине нашего суденышка, не только из–за солнца.

Нос длиннохвостой лодки круто загибался вверх, и если я садился рядом с бортом, то загораживал господину Ботену обзор. Стоя на корме и управляя лодкой при помощи прикрепленного к старому дизельному двигателю руля, он никогда ясно не видел, что у нас прямо по курсу. На носу лодки был установлен флаг Королевства Таиланд, а под ним привязаны желтые, голубые и розовые шелковые шарфы. Они развевались и бились на ветру, словно знамена древнего забытого войска — не для красоты, как я думал раньше, а в качестве предупреждения. Как часто бывает в Таиланде, под хрупкой декоративной красотой скрывалась вполне определенная практическая цель: разноцветные шарфы служили сигнальными огнями.

На обед госпожа Ботен приготовила нам хой–тод — омлет с мидиями. Мы ели его руками, остановившись прямо посреди открытого моря.

Тем утром господин Ботен научил меня прикреплять грузило к ловушке для омаров. Мы вышли в море поздно, упустили все лучшие места, и улов был никудышный. Когда мы уже решили, что сегодня не наш день, господин Ботен вытащил полную сеть рыбы, кальмаров и крабов. Крабов попалось так много, что он смог показать мне, чем различаются голубой, красный и мягкопанцирный краб.

Господин Ботен очень спешил вернуться. Я не мог взять в толк, куда он так торопится, пока мы не подошли к Най — Янгу и я не увидел, что на пляже образовалось что–то вроде импровизированного рыбного рынка. У берега становились на якорь длиннохвостые лодки с уловом, а на песке, там, где раньше были рестораны, уже появилось несколько столов и стульев. Остров возвращался к жизни.

Тесс сидела под навесом, который я для нее построил, и раздавала бутылки с водой всем, кто к ней подходил. Оставшиеся поддоны мы перенесли на пляж и сложили штабелями. Их оказалось так много, что они служили сиденьем не только жене, но и Киве, Рори, Чатри и Кай.

Когда мы подошли к берегу, господин Ботен заглушил двигатель. Мы спрыгнули в воду и принялись вытаскивать на песок лодку, в которой билась пойманная рыба, сверкая серебром в кристально прозрачном солнечном свете.

Среди тех, кто продавал и покупал рыбу, я заметил несколько знакомых лиц. Однако многих недоставало, и я подумал, что след от случившегося не изгладится никогда.

Пока господин Ботен раскладывал перед покупателями наш улов, я поднял руку и дотронулся до цепочки с амулетами, благодаря небо за то, что моя семья цела и невредима. Внезапно я застыл, пораженный цветом собственной кожи.

Я только сейчас заметил, что из белой она превратилась в коричневую.

Торговля шла далеко не так бойко, как обычно. Рыбы осталось еще много — с избытком хватит нашим семьям на ужин. Мы собрали ее и отправились домой.

— А что вы строили, когда жили в Англии? — спросил господин Ботен.

— Дома, — ответил я, — коттеджи и многоэтажки.

— В одиночку?

— Нет, у меня были подручные. Но все мы строили жилье для людей.

Господин Ботен кивнул.

— А сможете вы построить ресторан, если я буду вам помогать?

Я задумчиво посмотрел на него.

— Да, — ответил я наконец, — смогу.

Мы поднимались по склону зеленого холма. Солнце в фейерверке багрянца и золота садилось над Андаманским морем, таким голубым и неподвижным, что оно казалось нарисованным.

В конце желтой грунтовки стоял большой черный «БМВ». Было слышно, как в соседском доме кричит по–тайски какой–то мужчина. Ему спокойно и рассудительно отвечала госпожа Ботен.

— Мой сын, — сказал господин Ботен, и я вспомнил лицо, которое видел на многочисленных фотографиях. — Хочет забрать нас к себе в Бангкок. Говорит, здесь слишком опасно.

Господин Ботен остановился — наверное, не хотел заходить в дом и ввязываться в спор. Он знал все аргументы, которые приведет его сын, и так же твердо знал, что они с женой никогда не оставят Най — Янг ради большого города на севере.

— Вашего сына можно понять, — заметил я. — Он за вас волнуется.

Господин Ботен покачал головой:

— Это наш дом, и мы остаемся. Как и вы.

20

На следующий день мы отправились на юг — туда, где над видневшимися вдали холмами висела пелена дождя.

Господин Ботен сидел за рулем пикапа, я рядом с ним, остальные — в открытом кузове: Тесс, Кива и Кай расположились вдоль одного борта, Рори и Чатри — вдоль другого. Тесс держала на коленях весь скудный багаж чао–лей — две маленькие сумки, по которым сразу становилось ясно, чем увлекались мои дети пару лет назад. На одной была суровая Гермиона Грейнджер на фоне Хогвартса, на другой — большеглазый детеныш снежного барса.

Маленькие, жалкие сумки. Но даже их не удалось заполнить доверху, ведь у Кай и Чатри не было ничего своего — только то немногое, что дали им мы. Маловато, чтобы начать новую жизнь, подумал я, и сердце у меня сжалось.

— Моя жена хотела учить их английскому, чтобы они смогли лучше устроиться в жизни, — сказал я, обращаясь столько же к себе, сколько к господину Ботену.