Читать книгу "Дружба, йога и любовь - Рейн Митчелл"

Но на втором курсе колледжа что-то изменилось. Похвалы, которых Ли удостаивалась за успехи в учебе, утратили для нее всякий смысл. Она разочаровалась, потому что организм работал как автомат, теряя чисто человеческие качества. Наука об исцелении распалась на составляющие, как детали мозаики, — надо было выбрать узкую специальность, а в случае необходимости обращаться за советом к другим врачам. В конце концов смысл жизни оказался утрачен. Врачи, с которыми сталкивалась Ли, жаловались на спешку, на необходимость сокращать время общения с пациентами, делать минимум анализов, прописывать хоть что-нибудь — и переворачивать страницу.

Все это казалось как нельзя более далеким от того, чем она планировала заниматься, и Ли растерялась. Волшебный мир лекций и обходов превратился в скучную рутину. Впервые в жизни Ли начала пропускать занятия. Она научилась курить — а еще, от отчаяния и растерянности, почти перестала есть. А зачем?..

Ли старается не унывать, но когда вспоминает студенческие годы, то в основном в памяти всплывает страшный холод, который постоянно ее мучил. Даже в огромной, душной, перенаселенной квартире. Исхудавшая Ли весила меньше ста фунтов, и ветер пронизывал ее насквозь. Не важно, какое количество одежды девушка надевала и сколько чашек чаю с ромашкой выпивала, — она никак не могла согреться. Ей казалось, что она куда-то уплывает, но совершенно не беспокоилась о том, что с ней происходит. Если кто-нибудь высказывался насчет ее худобы или бледности, она отвечала резкостью, как любой человек, который понимает, что у него проблемы. И в то же время Ли страстно мечтала о спасении.

Спасение пришло в обличье Джейн Бенсон. Простушка Джейн, как называли девушку соседи по квартире, студентка юридического факультета, такая заурядная и не запоминающаяся, что ее предпочитали не замечать. Однажды вечером в четверг, когда Ли лежала, свернувшись клубочком, на кушетке и пила чай, Джейн пригласила соседку на занятия йогой. Ли была знакома с танцорами, которые занимались йогой, ну, или так говорили, но само слово по-прежнему отдавало для нее экзотикой и эзотерикой. Теперь, вспоминая об этом, Ли не понимает, почему пошла с Джейн и что послужило стимулом. Как будто сама судьба подняла девушку с кушетки и направила к дверям.

В те дни в Нью-Йорке тоже были студии йоги, хотя куда менее разнообразные и многочисленные. Мадонна и Гвинет еще не сделали коврики для йоги и «приветствия солнцу» модными. Занятия, на которые Ли пошла вместе с Джейн, проходили в комнате для приходских собраний пресвитерианской церкви на Амстердам-авеню. На полу на одеялах сидели шесть-восемь учеников далеко не спортивного вида, и Ли почувствовала себя совсем юной и слишком худой. Наставница походила на бывшую танцовщицу, у нее были длинные седые волосы, заплетенные в косу и переброшенные через плечо, и красивые голубые глаза, которые Ли помнит до сих пор. Когда она впервые взглянула на Ли, девушке показалось, что учитель заглядывает ей в душу, минуя все преграды, и нет смысла что-то скрывать. Ли позволила себе выказать собственную уязвимость.

Она понятия не имела, чего ожидать, но в середине занятия почувствовала интерес, о котором уже успела позабыть. Физические нагрузки были относительно невелики, но при этом впервые за долгое время никто ничего не требовал от Ли и не оценивал ее. Преподаватель пронизывала ее взглядом и, казалось, прекрасно понимала, что ученица страдает от холода и внутреннего онемения, но ни разу не выказала жалости и ни в чем не упрекнула. Лишь попросила девушку сесть и наслаждаться моментом. Сохранять спокойствие и — самое трудное — ощущать свою немощь.

Если бы жизнь Ли изменилась в тот день, она сэкономила бы массу времени и усилий. Но изменения были медленными и постепенными — такими медленными, что Ли ничего не сознавала, пока не проснулась однажды утром и не поняла, что теперь у нее иные цели, а прежние мечты забыты.

Она проучилась достаточно, чтобы осознать, что химия и анатомия — сомнительная поддержка для преподавателя йоги. Если верить учебникам, тело и внутренние органы просто не способны реагировать так, как говорят на занятиях йогой. Тем не менее Ли сама пережила трансформацию, обретя новую связь между телом, разумом и духом, и это невозможно было отрицать. Если целостный подход к человеческому организму, провозглашаемый мастерами йоги, не имел для Ли смысла с точки зрения логики, то тело откликалось на него само. Она это чувствовала.

Она осознала свое призвание. Не просто лечить людей от болезней, а подарить им смысл жизни.

В основу методики Ли легло то, чему она научилась от первой наставницы. Прояви сочувствие к себе, невзирая на изъяны и недостатки. Все, чему может научить преподаватель, начинается именно с этого.

Из соседней комнаты доносится вопль, и Ли бежит туда. Но близнецы всего лишь играют с огромным мячом для гимнастики. Майкл помогает брату забраться на него и придерживает за спину, чтобы Маркус не упал. Совершенно нетипичное поведение, но лучше оставить мальчиков одних.

Простушка Джейн никогда не критиковала и не хвалила Ли, но та знала, что подруга наблюдает за прогрессом. Джейн окончила юридический колледж, переехала в Новый Орлеан, и Ли утратила с нею связь. Два года назад она поискала ее в Интернете, желая поблагодарить за все, и узнала, что Джейн попала в аварию и умерла после долгой борьбы за жизнь. Ли пожалела, что не разыскала подругу раньше и не призналась, сколь многим ей обязана.

Ли возвращается в столовую, берет чистый листок и начинает сначала. Она расскажет о любви и сострадании как о ведущих принципах йоги. О простых и ясных чувствах, которые посетили ее во время первого занятия в подвале пресвитерианской церкви.

Она расскажет о Джейн.

Когда Имани начала заниматься йогой вместе с Бекки, ей мешали разговоры. «Я стопроцентно раскрылась в позе танцора». Невероятно! «Я пришла в восторг, когда широко развела руки в позе дерева». И я тоже! «Вчера у меня не получилась ардха чандрасана». Милая моя, у меня она не получается уже который год!

Примерно так же Имани чувствует себя, оказавшись в компании собачников, которые заводят получасовой разговор. Или когда слышит по радио известия о пробках в каком-нибудь другом городе. «Да, я люблю собак, но зачем рассказывать, что Ворчун был с утра слегка не в духе? Мне, конечно, жаль, что шоссе Ай-95 в Денвере забито, но какое отношение это имеет к моей нынешней жизни?»

Поэтому Имани сама удивляется, когда за кофе признается Бекки:

— Знаешь, сегодня мне понравились мои ощущения во время уткатасаны.

«И это говорю я?!»

— Да ты шутишь, — отзывается Бекки. — Я ее не люблю. Чувствую себя скорченной и загнанной в угол. И терпеть не могу оттопыривать зад. У меня колени подгибаются. Кажется, что сейчас упадешь и либо расшибешь нос, либо отобьешь копчик.

— Да-да, но если подобрать таз и опустить плечи, спина выпрямляется… — Имани вспоминает, как Ли на самом первом занятии приказывала ей «совместить таз и нижние ребра». Тогда Имани сочла ее слова бессмыслицей, но теперь постоянно прибегает к этому совету, если нужно выровнять тело по одной линии.