Читать книгу "Остров Русь - Сергей Лукьяненко"

— Ты кто?

— Федя-богатырь.

— Выходь. Ты кто?

— Вася, — простонал следующий узник, царапаячто-то обломком меча на стенах темницы.

— Подожди, допишу...

— «Здесь был Ва...» — прочел пораженный Иван,захлопнул дверь клетки и сказал: — Здесь он и остался. А ты кто?

— Филипок! — радостно крикнул седой косматыйстарик, выползая из своего узилища.

— До чего тяга к знаниям доводит, а? — поцокалязыком Иван, дал заливисто смеющемуся старичку завалявшийся за пазухой банан ипродолжил осмотр. — Ты кто? А где ты?

Камера была пуста. Лишь под койкой Иван обнаружил глубокуюдыру, из которой слышался шум моря.

— Там Эдмонд какой-то срок тянул, — сообщил Ивануочередной узник, горячо обнимая спасителя. — Прокопал дыру вязальнойспицей, да и убег.

— Молодец! — восхитился Иван, на радостях дажезабыв поинтересоваться именем словоохотливого узника. Лишь когда тот быстреньковыбежал из застенков, Иван обнаружил, что пропал кошелек с остатками небогатыхВасилисиных командировочных. Но такие мелочи богатыря не смущали. Еще однакамера пустовала, лишь на кровати лежал мельничный жернов с надписью: «Здесь,после долгих страданий, разорвалось сердце узника...» Иван вытер слезу и пошелдальше.

— Ты кто?

— Иван-царевич, — робко отозвался небритый пареньв волчьей шубе на голое плечо.

— Выходи, тезка! — обрадовался Иван. — А тыкто?

— Иван-боярин сын.

— И ты, друг, выходи. А ты кто?

— Иван-крестьянский сын.

— Проваливай, лодырь! Нечего казенные хлеба проедать!Ты кто?

— Иван-дурак, — радостно улыбаясь сообщилперемазанный в золе, черный как смоль молодец.

Иван захлопнул дверь камеры, подпер для надежности булавой ипошел дальше, бормоча про себя: «одного достаточно...» В течении пяти минут оносвободил: Ивана-коровьего сына, Ивашку, Иванко, Фэт-Фрумоса, Сослана,Кобланды-батыра, Корвина и Манаса.

Слегка смущенный таким изобилием, Иван осторожно открылдверь следующей темницы. По ней бродил восточного вида юноша в тюрбане,развевающихся штанах и белой рубашке. Время от времени юноша подпрыгивал итолкал ладонями потолок.

— Ты кто? — ошалел Иван. Но в этот миг в потолкевывалилась плита, звонко расколовшаяся о тюрбан незнакомца, и тот его вопросане услышал. Подпрыгнул, и скрылся в открывшейся в потолке дыре.

— Не иначе, принц персидский, — рассудил Иван исел передохнуть. От впечатлений гудело в голове. А так было тихо, узники ужесмылись, лишь в подпертой булавой камере бесился самозванец.

— Ладно, кончаем осмотр, — решил Иван-дурак инаправился к последней камере, приговаривая: — Темницы рухнут, и свободавас встретит радостно у входа, и братья ключ вам отдадут... Хотя какой ключ,темницы-то уже рухнули... Эй, кто здесь сидит?

Последняя камера разительно отличалась от остальных. Здесьбыло чисто и уютно, на стене висело блюдечко, по которому каталось наливноеяблочко, создавая изображение голых девок, купающихся в пруду. На застеленнойшелковыми простынками кровати сидел поп Гапон и жрал бананы.

— Вот ты где, гад! — заорал Иван, выхватываякладенец. — Предатель! Россию, мать твою, продал! А ну отдай банан!

Вырвав изо рта Гапона недожеванный банан, Иван нервно съелего и сообщил:

— Ну все. Готовься к смерти. «Отче наш» прочти, или чтотам полагается, покайся как следует...

— Иван, Иван, успокойся, — затараторилГапон. — Я ж и сам пленник горемычный, Кащеем в застенки посаженный.

— Видали мы таких пленников! — мрачно сообщилИван. — Блюдечко цветное в камере, бананы свежие... дай еще один!..простынки чистые. Убью!

— Иван, отпусти душу на покаяние, — зарыдалГапон. — Не марай светлый праздник победы над Кащеем моей кровью грязной!

— Не паясничай! — оборвал его Иван. — За чтов немилость Кащееву попал? Говори!

Гапон вздохнул, встал на колени, и прошептал:

— Честность меня подвела. Был я у Кащея в советничках,неплохой оклад имел, раз в квартал премиальные обещаны были. Да вздумал на дняхКащей дать мне на прочтение свои былинки юмористические, боянов да богатырейвысмеивающие. Прочитал я их, да и скривился. Чушь собачья! И дернул менянечистый записать в дневничке для памяти: «Кащей парень хороший, но пишетвсякое говно. Надо сказать ему об этом, но помягче, поделикатнее...»

— Ну? — заинтересовался Иван. — Что, не сумелсминдальничать?

— Кащей, падла, шмон устроил! — теряя всюинтеллигентность заорал Гапон. — Мой личный дневник прочел! Вот и посадилв камеру!

— Смягчающих обстоятельств не нахожу, — заявилИван, поигрывая кладенцом. — Быть по моему. Рубить тебе голову хитрую...

— Не губи, Иван! — завопил Гапон. — Я тебетайну Кащея открою! Где он сережки Василисины прячет, да где смерть его!

— А ты откуда знаешь? — поразился Иван, пряча меч.

— Да, как-то дневник Кащея под рукуподвернулся... — смутился Гапон. Иван погрузился в раздумья. Наконецизрек:

— Значит так. Ты не предатель, ты хуже. Ты Гапон.Убивать не буду, коли тайны великие откроешь. Но и назад в Киев дороги тебенет. Убирайся с Руси к половцам.

— Уберусь, уберусь, надоела эта Русь, — просветлеллицом Гапон. — Значит так. Есть у Кащея комнатка заветная, в подвалесхороненная. Там вещи премудрые стоят, гудят да светятся. Нить волшебная от нихк дубу высокому тянется. Пойдешь по той нити, заберешься на дуб, там —яйцо. В яйце — сережки Василисы, а к ним игла припаяна. Ту иглу отломи, вней смерть Кащея.

— Ясно, — сказал Иван. — Гапон, Гапон... Иумом тебя Бог не обидел, и хитростью. Что ж ты язва такая, по характеру?

И с этими словами Иван вышел, оставив Гапона в полномнедоумении.

...Быстро нашел Иван комнатку заветную, где Кащей держалвещи премудрые. Похожи они были на сундуки железные, светящимися каменьямиразукрашенные. Гудели да шумели, огоньками помаргивали. А из самого большогосундука нить волшебная тянулась, из медной проволоки скрученная да резинойобмотанная.

Пошел Иван по нити, да и вышел к огромному дубу. Был тот дубв сто сажень вышиной, облака за его верхушку цеплялись, ручьи да речушки межкорней извивались. Засучил Иван рукава да и полез на дуб.

Долго ли, коротко ли, а добрался он до самой вершины.Оглянулся — лепота! Всю Русь-матушку с дуба видно. И стольный Киев-град, иМуром родной, и иные селения, помельче размером. Вон Змей Горыныч летит, вонбогатырь за чудом-юдом гонится. Вон, на неведомых дорожках, следы невиданных зверей...

А вот и яйцо, из хрусталя хитро сделанное. В яйце —сережки Василисины — пластиночки синенькие в виде лепесточков. Междуними — игла серебряная, к которой нить волшебная припаяна.