Читать книгу "Березовский и Коржаков. Кремлевские тайны - Дмитрий Гордон"

В опальные годы мы частенько, чтобы хоть что-то горячее съесть, жарили по моей инициативе яичницу. Я готовил на сливочном масле и, если шеф не возражал, добавлял к яйцам лук и иногда помидоры.

Ельцин говорил, что любит вяленую рыбу — леща, например, но на самом деле ел ее редко. Я, если честно, решил, что ему тяжело ее чистить, ведь левая кисть у Бориса Николаевича была изуродована. Обычно, если варили раков, их обрабатывала Наина Иосифовна: складывала на тарелку супругу шейки, а он только жевал, но во время визита в Китай я понял, что оторванные фаланги здесь ни при чем. Ельцин мгновенно освоил палочки и ловко ими орудовал, а вяленую рыбу и раков просто ленился чистить».

«…Иногда Ельцин пренебрегал советами врачей и рекомендациями личного повара Самарина, и в Якутии в девяносто четвертом случилось настоящее ЧП. Едва Борис Николаевич сошел с трапа самолета, как симпатичные якутки в национальной одежде преподнесли ему кумыс. Самарин прошептал в ухо:

— Ни в коем случае не пейте.

По протоколу достаточно пригубить напиток и кусочком хлеба заесть, но Ельцин кумысом увлекся, и через некоторое время возникла чрезвычайная ситуация (а Шойгу был тогда далеко). Вся команда, ответственная за безопасность президента во время визита, “встала на уши”: в кратчайший срок вдоль маршрута следования Бориса Николаевича были установлены маленькие деревянные домики, и каждый второй был удостоен высочайшего посещения. Такие же новенькие строения появились повсюду, где президент проводил встречи с местными жителями».

— Горбачев утверждал, что Ельцин был предрасположен к глубоким депрессиям, к суициду и даже пытался вспороть живот ножницами. Неужели и впрямь попытка самоубийства была?

— Борис Николаевич действительно был склонен к таким вещам — все врачи знали об этом, поэтому, когда у него начинался очередной кризис, домашние убирали острые предметы с глаз долой.

Из книги «Борис Ельцин: от рассвета до заката. Послесловие».

«…Отклонения в его нервно-психическом состоянии я заметил весной девяносто третьего — он сильно переживал противостояние с Хасбулатовым и Руцким, впал в депрессию, даже стал заговариваться… Склонность разрешать все проблемы раз и навсегда самым неподходящим способом была у Ельцина и раньше (подозреваю здесь суицидальную наследственность). То в бане запрется, то в речке окажется, то надумает застрелиться…

Как раз в это время тогдашний министр безопасности Баранников преподнес президенту крайне неподходящий подарок — пистолет с патронами, причем сделал это секретно, в задней комнате, когда меня рядом не было. (Сотрудники приемной мне доложили, что Баранников заходил со свертком, а вышел без.) По настроению Ельцина я понял: что-то он затевает — к тому времени уже неплохо его изучил. Улучив момент, сделал ревизию задней комнаты и в самом верхнем ящике стеллажа обнаружил футляр с подарочным оружием. На всякий случай я вынул патроны и попросил повара их сварить, а изъяв боек, превратил пистолет, по сути, в игрушку.

Ельцин о таком не догадывался и через некоторое время перед событиями с импичментом попытался устроить трагисцену: передо мной, Илюшиным и Барсуковым он тряс этим пистолетом, а мы уговаривали его не стреляться. Один я знал, что этот пугач не способен причинить никакого вреда, но нам удалось убедить его не совершать глупости и вполне официально забрать оружие. Оно и сейчас, наверное, хранится среди его несметных подарков, а вот боек куда-то я задевал».

…Однажды, после того как его вывели из состава Политбюро, по указанию Наины все было спрятано, но тупые ножницы, которыми режут бумагу, почему-то остались. Недолго думая, шеф их приставил к себе острием и на них упал.

Конечно, эта попытка расстаться с жизнью не удалась — он только порезал под грудью шкурку, потекла кровь… По-моему, его даже зашивать в больнице не стали — наложили скобы — и все.

Впоследствии Ельцин сочинил об этом красивую байку — притом, что я прекрасно все знал. Сидим как-то в бане, он чешет рубец и спрашивает: “Знаете, откуда у меня шрам-то?”. Я лишь плечами пожал: “Где уж мне!”, а про себя подумал: “Об этом, Борис Николаевич, только все ЦКБ знает и пол-России — больше никто…” Он тем временем “ударился в воспоминания”: “Помните, когда я еще один-то был, без охраны? Шел как-то из магазина домой, и в переходе на меня напали”. Когда Ельцин сам ходил в магазин — ума не приложу. Разве только будучи первым секретарем Московского горкома партии, да и то ничего там не покупал.

Его между тем несло, как Остапа: “Это крючковские сволочи хотели меня нейтрализовать и полезли с ножом. Слава богу, отбился, но зацепили, гады”. Спустя какое-то время он выдавал примерно такую же историю, но происходила она уже в районе то ли Госплана, то ли Госстроя. Большой любитель был сочинять, артист прирожденный…

Из книги «Борис Ельцин: от рассвета до заката. Послесловие».

«…После торжественной церемонии к президенту подвели пяти-семилетних малышей: они были одеты в яркие курточки, улыбались во весь рот и явно принимали Ельцина за знакомого дедушку из телевизора. Сперва Борис Николаевич рассказал им про внуков: какой у него Борька хороший, какие замечательные и красивые Катька с Машкой и как он их любит, а потом с интонацией Деда Мороза поинтересовался:

— А вы помогаете своим родителям?

— Конечно.

— А как? — не унимался “Дед Мороз”.

— Сажаем картошку, травку дергаем, огород поливаем…

Тут-то Борис Николаевич всех взрослых и детей “поразил”:

— А я вот тоже до сих пор сам сажаю картошку и сам ее собираю — мы всей семьей это делаем. Каждую весну восемь мешков мелкой сажаем, а потом, осенью, восемь мешков крупной выкапываем и всю зиму живем на своей.

Детям фантазии понравились, а я из последних сил сдерживал смех и боялся встретиться глазами с Сосковцом — иначе мы бы не вытерпели и расхохотались.

У Ельцина между тем все чаще случались приступы безудержного сочинительства: за это в своем кругу мы прозвали его Оле-Лукойе — в честь героя одноименной сказки Андерсена.

Впрочем, не всегда старческие причуды вызывали у меня смех. Когда Борис Николаевич придумал про тридцать восемь снайперов, готовых расстрелять чеченских террористов в селе Первомайском, я еле сдержал негодование, а Барсуков вынужден был изворачиваться перед журналистами, объясняя им, про каких это снайперов столь правдоподобно рассуждал Верховный главнокомандующий.

Операция на сердце не избавила президента от синдрома Оле-Лукойе — теперь уже я наслаждался сказками Ельцина по телевизору. Особенно понравилась выдумка про автомобиль BMW седьмой серии, якобы купленный по дешевке, с рук. Хотелось спросить: на каком рынке — в Южном порту или в Люберцах — можно приобрести роскошную машину по цене велосипеда?

Дальше — больше… Когда в школе у внука, среди малолеток, Ельцин на весь мир произнес фразу: “BMW — хорошая машина”, мне позвонил приятель-рекламщик и сообщил, что клиенты из западных фирм одолели его вопросом, сколько стоит подобный слоган в устах российского президента и кому за это платить.