Читать книгу "Накануне 22 июня. Был ли готов Советский Союз к войне? - Геннадий Лукьянов"

Контрудар поддерживали еще три стрелковых корпуса, и казалось бы, что при таком соотношении сил у немцев не было абсолютно никаких шансов выжить, а их победное шествие по Украине должно было бесславно завершиться, едва начавшись. Тем не менее будущий «маршал победы» поставил дело так, что под его руководством Юго-западный фронт потерял почти все свои танки — около 2800 единиц. Остальные танки, то есть более одной тысячи единиц, были потеряны по банальным техническим причинам в результате поломок и износа агрегатов, в основном на марше при переходах и сосредоточении.

Чтобы у читателя не сложилось превратное впечатление, будто бы танки вообще не способны совершать марши без огромных небоевых потерь, хочется отметить, что в то время как советские стальные армады наносили фланговые удары по прорвавшимся немецким войскам, командующий 1-й танковой группой, несмотря на это, продолжил развивать успех в оперативную глубину. Таким образом, основные силы генерал-полковника Клейста 25 июня ворвались в Дубно, пройдя с боями за три дня почти 150 километров, не встретив практически никакого сопротивления и не потеряв ни одной боевой машины. А на следующий день, то есть 26 июня, острие танкового клина Клейста «уперлось» уже в Острог, который находится в 60 километрах восточнее Дубно.

Что касается наших танкистов, то вот каким образом командир танкового батальона в составе 15-го механизированного корпуса Захар Карпович Слюсаренко описывает бессмысленные приказы высших советских военных начальников, которые привели и к потере времени, и к потере наступательного потенциала, и к потере огромного количества боевой техники [70]:

«Наша 10-я танковая дивизия под командованием генерала С.Я. Огурцова стояла тогда от Радзехува[131]примерно в 70 километрах. 25 июня мой 1-й тяжелый танковый батальон получил приказ от командира полка подполковника Пролеева форсированным маршем следовать в район Брод, где якобы появились фашистские танки, выйти на рубеж и обеспечить развертывание полка. Нам предстояло пройти около 60 километров. Средняя скорость KB 20–25 километров в час. Дорога песчаная, день жаркий… В таких условиях не реже чем через час работы двигателя необходимо промывать масляные фильтры.

Приказ, разумеется, мы выполнили, но какой ценой! Более половины машин застряли в пути из-за технических неисправностей. Высланная же мною вперед разведка вернулась с сообщением, что противника в Бродах и в их окрестностях не обнаружено.

Не успели мы, как говорится, дух перевести, получили новый приказ — немедленно вернуться обратно, в прежний район обороны, идти в авангарде нашего полка форсированным маршем. На подготовку отводилось три часа.

Что за черт! Я ведь еще не успел подтянуть сюда отставшие в пути машины! Однако приказ есть приказ. Но на рассвете 26 июня в пяти километрах от Топорува — команда: “Стоп!” Новый приказ: идти в авангарде полка в район Радзехува, так как там уже два дня ведут тяжелые бои с танковой группой Клейста 10-й механизированный и 20-й танковый полки нашей дивизии».

Итак, благодаря «мудрому» руководству будущего «маршала победы», которого прислал в помощь Юго-западному фронту также «мудрый» Сталин, батальон Слюсаренко двое суток «катался» без всякой пользы между Радехов и Броды и потерял более половины своих танков, даже не повредив при этом ни одной единственной машины противника. Как можно после такого унизительного разгрома шести советских механизированных корпусов вследствие бездарного руководства советскими войсками оценить «полководческий талант» Жукова и «продуманность» кадровых решений Сталина?

Несмотря на такие чудовищные (и унизительные для любого генерала, но не для «маршала победы») потери, Жуков не только не смог разгромить, но даже остановить малочисленную немецкую танковую группу, после чего он, не дождавшись, когда догорят последние советские танки, преспокойно уехал в Москву. И все же нашелся один человек, который не смог вынести такого позора, и этим человеком оказался политработник, член военного совета Юго-западного фронта Николай Николаевич Ватутин. Он не мог объяснить ни себе, ни своим подчиненным, почему буквально за пару дней была напрочь разгромлена казавшаяся непобедимой советская стальная армада в четыре тысячи танков, которой руководил посланник «великого и любимого» товарища Сталина. Ватутин искренне верил в безупречность решений и полководческий талант «вождя народов», поэтому он не смог смириться с обнажившейся бездарностью Верховного главнокомандующего и застрелился на следующий день после отъезда Жукова.

Для понимания главного принципа применения танковых ударных соединений, о котором Жуков, Тимошенко, Конев и другие советские военные начальники сталинского толка имели весьма смутное представление, и несоблюдение которого привело к описанному результату, весьма поучительно выглядит инструктаж, который получил командующий 8-й британской армией в Северной Африке генерал Ритчи [77]:

«Командующий британскими вооруженными силами на Ближнем и Среднем Востоке генерал Окинлек предложил Ритчи использовать бронетанковые дивизии массированно, как “бронированный кулак” в борьбе с танковыми соединениями немецко-итальянских войск… Кроме того, Окинлек требовал, чтобы Ритчи не нарушал организационной целостности ни одной из бронетанковых дивизий. “Их обучали действовать как дивизии, — указывал он в своем письме от 20 мая, — и я полагаю, что как дивизии они и должны сражаться”. Ритчи, однако, не последовал этому разумному требованию. 27 мая и в последующие дни его бронетанковые бригады вводились в бой, как правило, поочередно одна за другой, а штаб корпуса и штабы дивизий потеряли управление своими соединениями, что во многом и предопределило успех немецко-итальянских войск».

В советских вооруженных силах в июне 1941 года могли бы быть командиры, которые не только бы давали подобные разумные указания по применению бронетанковых соединений, но и в отличие от генерала Ритчи их бы еще и правильно исполняли. Однако всех их Сталин уничтожил еще в 1937 и 1938 годах, и управлять советскими войсками остались только Жуков, Тимошенко и Конев, которые провалили все без исключения операции начального периода Великой Отечественной войны.

Особое «восхищение» вызывает назидательный тон Жукова в пресловутых «Воспоминаниях и размышлениях» в адрес историков (точнее — «нашей исторической литературы»), которые «как-то лишь в общих чертах касаются этого величайшего приграничного сражения начального периода войны с фашистской Германией» [7]. Лицемерие этого назидания состоит в том, что наша историческая литература потому так поверхностно и освещала это действительно величайшее приграничное сражение, чтобы не показывать дурь его главного организатора и того, кто его послал в качестве помощника на Юго-западный фронт.

Однако Жуков в своих размышлениях переходит всякую допустимую грань приличия, заявляя, что «в результате именно этих действий наших войск на Украине был сорван в самом начале вражеский план стремительного прорыва к Киеву» [7].