Читать книгу "Смерш. Без легенд и мифов - Николай Лузан"

Вместе с ним и переводчиком он поднялся в кабинет начальника отдела капитана А. Москалева. В ходе допроса Биттиг подтвердил рассказ Астафьевой. Дополнительно отметил, что воспитывался в семье, где читали и восхищались произведениями Достоевского и Толстого. На вопросы контрразведчиков о характере службы и составе части дал развернутые ответы. Ряд из них нашел подтверждение в захваченных документах 52-го армейского корпуса и показаниях других военнопленных. Последним местом службы Биттига был отдел штаба этого самого корпуса. По его словам, он отвечал за хранение всей секретной документации.

Москалев моментально оценил перспективного перебежчика. Его доступ к секретам в случае вербовки и переброски за линию фронта открывал прямой путь ко многим тайнам гитлеровского армейского командования. Медлить с решением было нельзя. Фашистская контрразведка тоже не дремала и тщательно проверяла всех, кто прорывался из окружения. И чем дольше окруженец блуждал в советских тылах, тем больше к нему возникало вопросов.

Задумавшись о вербовке Биттига, Москалев, несомненно, рисковал, так как слишком мало знал о нем, а то, что тот сообщил о себе, не поддавалось глубокой перепроверке. В армейском приемно-пересыльном пункте военнопленных Старинову не удалось найти его сослуживцев. В самом городе, как выяснилось, кроме Астафьевой, Биттиг никому не был знаком. Ее соседи также ничего существенного контрразведчикам не добавили. Влюбленный перебежчик, казалось, возник из ниоткуда, и это настораживало. Опытный контрразведчик Москалев не исключал того, что за этим крылась тонкая игра гитлеровской разведки. Тем не менее, взвесив все за и против, он решился на вербовку и подготовку Биттига к заброске за линию фронта. Соблазн иметь своего агента в штабе 52-го армейского корпуса оказался слишком велик.

Бойкий ефрейтор охотно дал согласие на сотрудничество, написал подписку и для конспирации в работе избрал себе псевдоним «Штабист». Однако предложение Москалева сфотографироваться вместе воспринял без особого энтузиазма и довольно кисло поглядывал на Старинова, который выставил на стол литровую бутылку водки с хилой закуской. Окончательно у него испортилось настроение, когда капитан предложил на обратной стороне фотографии еще раз подтвердить контрразведчикам свою преданность и готовность к выполнению заданий Смерш.

Теперь, когда у Биттига все пути к своим были отрезаны, Москалев направил докладную записку начальнику Управления контрразведки Смерш фронта генералу А. Вадису. В ней изложил существо полученных на перебежчика материалов, поставил в известность о его вербовке и представил оперативный замысел по использованию в разведывательных целях. В управлении, поддержав предложение Москалева, потребовали оперативно провести дополнительную проверку «Штабиста» и не затягивать с отправкой на задание.

Москалев и Старинов немедленно приступили к интенсивной подготовке Биттига для проведения разведывательной работы в гитлеровском штабе. Времени на это катастрофически не хватало: советские войска добивали разрозненные остатки фашистской группировки, и лишь отдельным группам удавалось вырываться из кольца окружения. Москалев и Старинов спешили и потому работали с Биттигом день и ночь. Они на ходу обучали его азам разведки, шлифовали детали легенды возвращения в штаб, отрабатывали способы связи и передачи секретной информации.

Ефрейтор оказался на удивление смышленым и способным учеником, все схватывал на лету. На второй день они уже говорили на одном языке — языке разведки. Подготовка шла настолько успешно, что Москалев уже подумывал о ее сокращении. К тому времени он и Старинов разработали в деталях и окончательно согласовали с руководством Управления контрразведки Смерш фронта два варианта задания для «Штабиста».

Первый предусматривал, что после перехода линии фронта вся тяжесть выполнения задания целиком и полностью должна была лечь на его плечи. В частности, по возвращении в часть и получении доступа к секретным документам корпуса он должен был скопировать их и затем при благоприятно складывающейся ситуации доставить в отдел Смерш. В этом случае исключался всякий риск для курьера контрразведчиков, но зато возникала масса проблем для самого «Штабиста». Надолго отлучиться из штаба он не мог. Кроме того, без знания русского языка даже самому опытному агенту скрытно пройти 50 километров по незнакомой местности было делом почти невозможным.

Согласно второму варианту, от «Штабиста» требовалось только одно — после возвращения в часть восстановиться на прежнем месте службы и ждать связника. При его появлении передавать собранную в штабе 52-го корпуса информацию. В этой ситуации основные риски брал на себя связник. Такого человека контрразведчикам не пришлось долго искать. Тот только что-то вернулся из-за линии фронта. Это был опытный подпольщик из числа местных жителей, в совершенстве знавший немецкий язык. Он без колебаний дал свое согласие. В Управлении Смерш фронта рассмотрели оба предложения Москалева, и окончательный выбор оставили за ним.

Операция по выводу «Штабиста» за линию фронта перешла в завершающую стадию. Но прежде чем довести до Биттига оба варианта задания и познакомить со связником, Москалев решил выслушать мнение смышленого агента. Тот в очередной раз удивил своей сообразительностью. Почти слово в слово «Штабист» назвал то, что намечали для него контрразведчики, и стал настаивать на варианте со связником.

И здесь у Москалева вновь проснулись прежние подозрения: «Штабист» специально подставлен на вербовку гитлеровской разведкой, чтобы внедриться в Смерш! К сожалению, фактов, их подтверждающих, ни ему, ни его подчиненным за то время, что они работали со «Штабистом», добыть так и не удалось. Бравый ефрейтор держался уверенно, разве что в деталях переигрывал. Но это были его, Москалева, предположения, которые к делу не подошьешь и начальству не представишь. Вокруг «Штабиста» была абсолютная пустота. Повторная проверка, которую провел Старинов, ничего не дала. Он был чист. Единственная связь «Штабиста» — Астафьева к тому, что сообщила в первый раз, ничего нового не добавила.

После беседы-инструктажа с Биттигом Москалев возвратился к себе в кабинет и снова принялся за изучение материалов «дела», пытаясь найти зацепку, которая бы привела к раскрытию хитроумного плана, возможно, задуманного гитлеровскими разведчиками. Логика ему подсказывала, что сам по себе Биттиг не мог действовать, а значит, в городе должен находиться второй гитлеровский агент. Им мог быть либо агент-радист, либо агент-связник. Старинов в очередной раз принялся перелопачивать тот скудный материал, что наработали контрразведчики. Повторная проверка указанных Астафьевой адресов, где она видела Биттига, ничего не прояснила. Хозяева одной квартиры были вне подозрений, а в двух других жильцы отсутствовали.

Появление Старинова прервало размышления Москалева. Ни слова не говоря, тот выложил из сумки на стол кучку вещей, среди которых оказался фотоаппарат. Москалев вопросительно посмотрел на него. На лице старшего лейтенанта расплылась довольная улыбка. Не вдаваясь в подробности, он рассказал, что обнаружил его на квартире Астафьевой среди вещей Биттига. Фотоаппарат являлся хоть и косвенной, но все-таки уликой.

Это была не последняя удача контрразведчиков. На следующее утро в одном из двух пустовавших домов, куда заходил Биттиг, появились жильцы. И первая их проверка дала важный результат: хозяин дома незадолго до войны попадал в поле зрения органов госбезопасности, но она помешала довести оперативную разработку хозяина до конца. Подозрения Москалева о связи Биттига с гитлеровской разведкой, хотя и косвенно, начали подтверждаться. Но он не спешил дожимать бойкого ефрейтора и, как обычно, приступил к очередному занятию с ним. Они шлифовали последние детали разведывательного задания.