Читать книгу "Верное слово - Ник Перумов"

– Я ж не просто так, а под огнемёты, – возразил Арнольдыч. – Гречин засбоил на первом же подходе, наводчик сгорел заживо. Думал, с воздействием Гардта – Ищенко рискнуть, оно-то вернее, да только там для удара магогруппа нужна минимум с тремя не ниже двадцатки по Риману, а у меня все младше. Один Герасимов к девятнадцати подбирается. И так, и так думал, а в голове один Ясенев. Вот им и… В общем, вколотили «зигфридов» в землю, в кровавую кашу. Своих потерял двоих из-за отдачи от ясеневского заклятья.

– Гречин тебе одного стоил, – сухо напомнил Решетников.

– Гречина мне бы пришлось раз восемь в ход пустить. Прицел сбоил, не удержишь. Только если наводчиков одного за другим жечь. У меня людей столько не было, – резко отозвался Потёмкин. – Разве что самому героически полечь надо было, чтоб теперь не краснеть.

– Ладно, Витя, ладно, – сменил тон Решетников, похлопал Виктора по плечу. – Не кипятись. Твои парни возвращаются. Ни к чему, чтоб младшие офицеры видели, как начальство ругается. Мы же маги, у нас голова холодная должна быть всегда. Понял я, что по-другому нельзя было, без Ясенева. А вот почему Гречина в бумагах указал?

– Ну, как почему… – опустил голову Виктор Арнольдович. – Гречин-то эффективнее, этого не отнимешь…

– Испугался-таки Кощея, – покивал Решетников. – Людей ты, Витенька, пожалел, не пустил команду свою в распыл. А Кощей бы за Ясенева уцепился, тут и к гадалке не ходи.

– Ясенев мало чем хуже!

– Согласен. Мало чем. Но дельта всё ж имеется, зазорчик некоторый. Понимаю теперь твои опасения, друг мой, хорошо понимаю… – Решетников задумчиво потёр подбородок. – Надо это тоже подсчитать сейчас, хотя… нет, тут третья ступень инкапсуляции требуется, наложенная в здравом уме и трезвой памяти, а проделать там это некому было, да ещё с такой скоростью и точностью. Разве что… да нет, нет, чушь это, конечно же. – Профессор даже потряс головой. – В общем, верю я тебе, Витя, верю целиком и полностью. Если и правда был Ясенев прицельный – неоткуда тут у нас «зигфридам» взяться. После такого воздействия – неоткуда. Должно быть, что-то другое, и мне кажется, что есть у тебя на этот счёт мысли.

– Есть, Александр Евгеньевич, – нехотя отозвался Отец, – и не только мысли. Данные есть, которые я ни в один отчёт не включал. Думал, и не придётся, сам разберусь. Но, видимо, без помощи никак. Помните ли мой отчет о Кармановской операции? Хорошо. Забудьте всё до последнего слова…

Под г. Кармановом. Осень 1960 г

Сердце молотом колотилось в груди. Кровь ударяла в висок, как волна прибоя. Ноги уже не выдерживали этого торопливого ритма, заплетались. Сапоги цеплялись за корни, затаившиеся в изумрудном мху. Правая нога внезапно провалилась в яму, полную чёрной гнилой воды. Редкий полог ряски разошёлся легко, и в тёмном зеркале болотной жижи тотчас отразилось бледное, злое лицо луны.

И даже не на мгновение, на сотую его долю мелькнул рядом другой – полупрозрачный, мертвенный лик. Искажённые черты расплылись и истаяли тотчас, оставив в антрацитовом зеркале лишь белесый лунный кругляш. Но и его скоро затянула растревоженная ряска.

Болото не пожелало отдавать нежданную добычу. Нога с каждым судорожным рывком погружалась всё глубже. Пришлось оставить топи сапог, по счастью, надетый впопыхах на босу ногу. Насмерть схваченный омутом, тот соскользнул легко. Голая пятка погрузилась в холодный мох, бурая болотная жижа забулькала, сочась между пальцами. Но даже холод не мог заставить двигаться быстрее.

На плечи будто навалилась невыносимая тяжесть. Что-то страшное неумолимо тянуло назад, словно невидимый кукловод, получивший в призрачные руки самые глубокие струны, натянутые от затылка к крестцу струны, рванул все их разом, укрощая непокорную марионетку.

Кукла подчинилась, опрокинулась на мох, хрипя и извиваясь в невидимом колдовском коконе. Страх парализовал её. Движения жертвы были не попытками освободиться, а всего лишь первыми рывками конвульсии. Тёмное ночное небо придвинулось, задышало жаром в лицо умирающему. И в этой душной тьме послышался ему резкий свист и шелест, словно резали на лоскуты ночной холодный воздух маховые перья больших крыльев.

Кровь запузырилась на губах упавшего. Он лежал навзничь, разметав безвольно руки, в одном сапоге, в разорванной рубахе; по щекам и подбородку всё текла и текла кровавая пена. Потом тело дёрнулось раз, другой, извиваясь. Босая нога несколько раз резко согнулась и выпрямилась, вырывая куски мха разбитыми пальцами. И всё стихло. Разом оборвалось дыхание ветра, замер лес, словно отодвинулся от края болота, поджав чёрные в ночи еловые лапы. Бездвижно распласталось среди моховых комьев тело. И только глубоко под ним – видно, поднималась вода сквозь ил и мёртвые корни – что-то вздохнуло, разочарованно, едва различимо. Но густая тишина тотчас поглотила и этот звук.

Москва, сентябрь 1960-го

Виктор Арнольдович Потёмкин отложил перо, вздохнул, помассировал уставшие кисти. Чем выше забираешься по служебной лестнице, тем больше писать приходится.

Он подержал на вытянутых руках титульный лист, на именном бланке, с двухцветной печатью – красной и чёрной. Честное слово, на войне легче было – не требовалось столько бумаги изводить. А с годами, чем жизнь лучше, чем легче – тем больше требуется отчётов, справок, обзоров и тому подобного. Но так или иначе – очередная кипа исписанных страниц готова была отправиться к машинистке, и Виктор Арнольдович позволил себе, что называется, выдохнуть. И даже включить радио – полированный ящик «Юности» обычно просто стоял, собирая пыль, в углу.

Но тут, как полагается, зазвонил телефон.

И не простой.

Нет, не красный с гербом аппарат правительственной связи, не скромный бежевый внутреннего коммутатора и не чёрный – московской связи, довоенный ещё, с буквами на диске.

Белый телефон с эмблемой – щит с двумя скрещенными мечами.

Виктор зло сощурился. Кулаки сами сжались.

Вздёрнув подбородок, он решительно снял трубку.

– Потёмкин у аппарата.

– Здравствуйте, здравствуйте, Виктор Арнольдович, сударь мой. В добром ли здравии пребывать изволите? – раздался суховатый, чуть дребезжащий старческий голос, выговаривавший тем не менее слова очень отчётливо.

– Здравствуйте, товарищ первый заместитель председа…

– Ах, Виктор Арнольдович, ну вам ли со мной церемонии разводить? – развеселился голос на другом конце провода. – Помнится, мне ещё их высокопревосходительство генерал-фельдмаршал Милютин говаривал, мол, без чинов, Иннокентий, без чинов. Вот и мы с вами давайте, сударь мой. Договорились?

– Как вам будет благоугодно, Иннокентий Януарьевич, – проговорил Потёмкин. Ладонь сделалась влажной от пота, и Виктор зло сжал пальцы.

– Будет, будет вам смеяться над стариком, – благодушно усмехнулся Кощей. – «Благоугодно…»

– Я ведь тоже классическую гимназию заканчивал, Иннокентий Януарьевич.