Читать книгу "Блокадные будни одного района Ленинграда - Владимир Ходанович"

В начале войны главы домохозяйств потребовали у жильцов сдать свой «домашний инструмент: молотки, пилы, топоры» «для общественной надобности с условием возврата после войны».

«Сдача радиоприемников нас не коснулась. Они имелись, как мы их называли, у „зажиточных“. До войны ведь жильцы все друг про друга знали. В том числе и о том, у кого эти приемники могли быть» (Т.И. Давыдова).

По городу был объявлен сбор пустых бутылок для противотанковой зажигательной смеси и цветного металлолома. В ларьки «Утильсырья» ленинградцы сдавали изделия из бронзы, латуни, меди: канделябры, подсвечники, статуэтки, кастрюли, тазы для варки варенья, чайники.

До войны на Бумажном рынке находился ларь «Утильсырье» и в доме № 16 по Нарвскому проспекту – скупочный пункт. Летом 1941 г. определили иные пункты приема цветного и черного лома. Приносили лом в дома № 6 по Промышленному переулку и № 28 по улице Калинина. В первом на 9 августа собрали 2 т черного лома, во втором – 100 кг цветного[397].

Решением райисполкома от 2 октября 1941 г. на директора парка имени 1 Мая И.П. Симановского возлагалась еще одна обязанность: организация приемки лыж от населения, государственных, кооперативных, торговых, физкультурных, профсоюзных «и других общественных организаций» для Действующей армии. В течение одних суток Илье Павловичу надлежало «подобрать соответствующее помещение» и организовать в нем приемку, «широко оповестив население района» об этом. Ремонт сданных лыж поручался фабрике «Интурист»[398].

Еще 5 июля 1941 г. Исполком принял решение «О развертывании санитарно-оборонной работы в домохозяйствах г. Ленинграда». Через шесть дней – «О всеобщей обязательной подготовке населения к противовоздушной обороне». Решением было рекомендовано формирование групп самозащиты в жилых домах производить из расчета: одна группа – на 200–500 жителей. В крупных домохозяйствах, «в зависимости от местных условий», допускалось изменение расчета численности населения на одну группу самозащиты[399].

Через три недели Исполком (по результатам проверки выполнения своего решения) дополнил его грозным предупреждением: за отказ от участия в группах самозащиты или от дежурства и т. д. – то есть при уклонении «от участия в проводимых по дому мероприятиях ПВО» – виновные «привлекаются к ответственности по законам военного времени»[400].

Из решения Ленинского райисполкома, 15 июля 1941 г.: «Представить гр-ну МИХАЙЛОВУ М.Г. комнату 16 кв. м. по Сутугиной ул. д. 9, кв. 35 „так как его комната пошла под оборонные мероприятия“»[401].

В начале июля при домохозяйствах появляются два новых официальных лица – «политорганизатор» (оно нам встречалось и далее неоднократно встретится) и комиссар. Они назначались райкомами ВКП(б) как из лиц данного домохозяйства, так и иных. «Назначили политорганизатором нашего дома, и теперь я мучусь с тупым и диким животным под названием „жилец“ и с не менее тупым управдомом и начгруппы самозащиты Фоминым», – записала в своем дневнике за 28 июля 1941 г. Ольга Берггольц[402].

О том, чем занимались политорганизаторы в июле 1941 г., поведал заведующий отделом пропаганды и агитации Кировского райкома через год. Речь шла о первых военных неделях, когда жители красили деревянные конструкции чердачных помещений специальным составом с целью предотвращения (так считалось) от загорания.

«И нужно, к чести нашего населения, сказать, что мы были подготовлены к защите неплохо и заслуга наших политорганизаторов в этом велика. Они, правда, как может показаться на первый взгляд, больше занимались хозяйственными делами, ругались порой с населением, чтобы дрова закапывали в землю, чтобы суперфосфатом красили чердаки. В отдельных случаях немножко травили население этим суперфосфатом. Такой случай был в 43 домохозяйстве, когда мальчишки вместо суперфосфата захватили хлорную известь и некоторые в обморок упали. Это была трудная и трудоемкая работа, которая встречала известное сопротивление населения»[403].

Политорганизатор одного из домохозяйств по проспекту Стачек рассказывал:

«Домохозяйство мое было паршивенькое. Все больше были деревянные дома, только один каменный большой дом <…>.

Наших щелей[-убежищ] оказалось недостаточно, к тому же неудачно было выбрано место для них техником, щели залило водой и там плавали лягушки, людей укрыть было нельзя, несмотря на то что мы старались откачать воду. Налево от нас был большой жилмассив, где были хорошие бомбоубежища. Но здесь мы столкнулись с отвратительным явлением, когда наше население не пускали в эти бомбоубежища только потому, что это были ведомственные дома и там в бомбоубежища переселились женщины с мужьями, с кроватями и буквально жили там. <…>

Сигнал воздушной тревоги. Бомбежка, бомбоубежище <…> укрыто до 1 000 человек народу. Приходят какие-то люди и говорят: «Немцы в Ленинграде». Народ, конечно заволновался, началась было паника, люди полезли из всех каморок. Тут уже пришлось не только агитировать, но крепко кое-кого тряхнуть, стукнуть, чтобы не клеветали и не наводили паники среди населения. <…>

Во время обстрела, несмотря на то, что дома у нас деревянные, на чердаках стояли люди, некоторые из них погибли. <…>

Районный Комитет партии руководил нами неплохо в отношении всех мероприятий, которые проводились на участке. Но было бы лучше, если бы нас заранее предупредили в отношении тактики поведения во время обстрела, тогда было бы меньше жертв»[404].

Некто Орлов 16 июля 1941 г. получил «документ» в Кировском райкоме ВКП(б), «что я являюсь политорганизатором в том домохозяйстве, где я живу». И вспоминал спустя год:

«В августе месяце среди населения получили широкое распространение антисемитские настроения, причем распускались они, как затем выяснилось, членом партии некой Родионовой, которая уехала и мы не успели привлечь ее к ответственности. <…> У нас был один паренек еврей, мать его домохозяйка очень активная, так его побили ребята. „Все евреи трусы и он трус“. А мальчишке 14 лет и храбрый мальчик не боялся во время тревог дежурить на крыше.

Пришлось мне созывать домохозяек и население домохозяйства и доказать, что это есть вылазка вражеских агентов, чтобы расстроить наши ряды. После таких явлений не было. <…>