Читать книгу "Моя биография. Три начала - Валерий Харламов"

Сыграли мы в Саппоро как будто неплохо.

Чернышев и Тарасов, вдвоем руководившие сборной бессменно с 1963 года по февраль 1972 года, подали заявление об отставке. Маститые тренеры хотели уйти красиво, непобежденными: возглавляемая ими команда выиграла подряд три Олимпиады и девять чемпионатов мира.

Отставка была принята.

Сборную возглавили Всеволод Михайлович Бобров и Николай Георгиевич Пучков.

И вот эта смена капитанов, стоящих у штурвала сборной, особенно убедительно показала, как велика роль тренера в команде.

Мой партнер по матчам в Саппоро Анатолий Фирсов в Прагу не поехал. Тренеры решили не включать его в состав сборной.

Вместо Фирсова играл Александр Мальцев, а Цыганков стал выступать не как полузащитник, регулярно подключающийся к атаке, а как защитник.

Саша Мальцев намного моложе Анатолия Фирсова, в его игре было больше страсти, азарта, но у него в ту пору было меньше игровой практики, опыта, умения разобраться в происходящем, меньше житейской мудрости.

Фирсов играл оттянутым нападающим, вторым хавбеком, а Мальцева неудержимо тянуло вперед, ему хотелось забивать голы, играть на острие атаки, это естественно — он прирожденный нападающий. И потому кому-то из нас — то Викулову, то мне — приходилось оставаться вместо Саши сзади, помогать своим защитникам.

Саша получил приз лучшего нападающего чемпионата мира. Викулов стал самым результативным нападающим.

А в общем, слаженной игры не было, хотя нельзя сказать, что мы обижались друг на друга или мало помогали друг другу. Но то ли мы излишне старательно играли друг на друга, то ли, наоборот, каждый из нас проявлял ненужную инициативу и брал всю игру на себя, до сих пор точно сказать не могу, но сыграли мы в Праге не так, как могли бы. Да и в обороне действовали неважно.

Смена тренеров не могла не отразиться на игре. Времени сыграться у нас не было, а до этой поры мы вместе никогда не выступали. Замена Фирсова Мальцевым изменила и тактику действий звена, которую мы осваивали, готовясь к Олимпиаде в Саппоро, и конкретный рисунок игры.

Если я прав, утверждая, что каждый хоккеист — это не что иное, как равнодействующая всех тех влияний, которым подвергался он, работая с разными тренерами, то удивительно ли, что, несмотря на все внешние различия в игре, в сущности, в главном — в понимании основных принципов игры — мы схожи: Мальцев и Харламов, Викулов и Михайлов. Мы хоккеисты почти одного поколения и проходили хоккейные школы и университеты у одних и тех же тренеров: у Чернышева и Тарасова, у Кулагина, Локтева, Юрзинова, Тихонова.

Я начал учиться у больших тренеров еще до того, как меня включили в сборную страны, и потому я получил, конечно же, немалое преимущество перед теми моими коллегами, кому не довелось работать с первоклассными специалистами хоккея.

Мальчишкой попал я в ЦСКА, кузницу первоклассных мастеров. С нами возились не только те тренеры, что прямо отвечали за детские команды, но и их более опытные коллеги, работающие с мастерами. Они опекали юных спортсменов, контролировали их учебу, поддерживали, если что-то не получалось, и мы росли быстрее наших сверстников. Общеизвестно, что в ЦСКА собраны лучшие тренерские кадры и лучшие игроки.

Вспоминая своих тренеров, не могу не начать с первого наставника и учителя — Виталия Георгиевича Ерфилова.

Ерфилов в высшей степени интересно и добросовестно работал с мальчиками и юношами, в частности со мной. Он терпелив, внимателен к ребятам, его не выводили из себя ни наша бестолковость, ни нарушения дисциплины, ни капризы будущих армейцев. Про таких тренеров, как Виталий Георгиевич, говорят, что они обладают хорошим глазом. Володя Лутченко, Владислав Третьяк, Вячеслав Анисин, Александр Бодунов, Юрий Лебедев — все они прошли через руки Ерфилова.

Заботливый, душевный человек. Когда я пропустил пару тренировок, он сразу же приехал домой узнать, не заболел ли я. Ерфилов постоянно интересовался нашими отметками, взаимоотношениями со школой и учителями. Его волновали наши занятия не в общем и целом, а вполне конкретно. Он следил за отметками по всем предметам.

Знаю, что многие ребята относились к Виталию Георгиевичу как к одному из членов семьи.

Кулагин

Многим обязан я Борису Павловичу Кулагину. Именно он увидел во мне какие-то задатки для игры в хоккей, именно он решил, что я хорошо сдал мой первый экзамен в спорте.

Кулагин научил меня многому. Но главное — исподволь приучил к трудолюбию, приучил переносить нагрузки, без которых немыслим сегодняшний хоккей.

Когда я был мальчиком, то считал, что хоккей — это вечный счастливый праздник, где исключены будни и где единственное огорчение — проигрыш твоей команды. Игра всегда была в радость, тренировки требовали немного сил и времени. Хоккей был в ту пору для меня лишь прекрасным увлечением. Необязательным увлечением.

Но когда я подрос, окреп, когда стали приглашать меня в команду мастеров, то я вдруг столкнулся с совершенно иными требованиями к себе, здесь были иные по содержанию тренировки, чрезвычайно объемные тренировки, и потому Борис Павлович не раз напоминал мне, что хоккей — это не только сбор урожая, что, конечно, само по себе тоже требует немало сил, но и посадка, уход за будущим урожаем. Это труд на тренировках, нелегкий труд, постоянный труд.

Александр Зайцев как-то говорил, что Ирине Родниной и ему пишут девочки и мальчики. Письма проникнуты восторгом и легкой завистью. Жизнь, мол, у вас — праздник: лед, цветы, овации, переполненные стадионы, путешествия, разные страны и разные города. И далее Александр жаловался, что, сколько бы они ни напоминали, что ледовый олимпийский бал длится пять минут, а подготовка к нему — месяцы и годы, почему-то юные поклонники спорта этому не верят. Не верил до поры до времени рассказам о громадных нагрузках большого спорта и я, думал — запугивают на всякий случай тренеры, но вот пришел в команду ЦСКА, потренировался, присмотрелся, поговорил с тренерами и понял, что знал хоккей, в сущности, прежде лишь понаслышке.

Борис Павлович Кулагин объяснил мне постепенно, что любовь к хоккею — главное условие будущих успехов, но вместе с тем нужны и другие качества — прежде всего трудолюбие.

— Вдохновение закреплено соленым потом, максимальной самоотдачей хоккеиста. Нужно научиться себе во многом отказывать, не поддаваться слабостям, искушениям, согласиться на добровольное самоограничение — большой спорт снисхождения не знает и поблажек не дает никому. Сегодня у школьного твоего друга день рождения, отказаться прийти нельзя — не в том дело, что неприлично, а в том, что тебе и самому хочется увидеть друзей, тебя, ты знаешь, ждут. Дружба и спорт не должны исключать друг друга, но если ты пришел в гости, то заставь себя отказаться от второй рюмки, от лишнего часа пребывания в приятной и интересной тебе компании. Не потому, что ты боишься тренера — Тарасова или меня, а потому, что завтра трудная тренировка и ты почувствуешь сам все излишества проведенного накануне вечера…