Читать книгу "Рецепт предательства - Марина Серова"

– Мне, если хочешь знать, мою собственную копию предлагали за подлинник толкнуть.

– Как это?

– А вот так это. Здесь, в Тарасове. А копия была сделана… Бог весть где еще. Так что, считай, по всей стране мои работы ходят. Да и за рубежом если… тоже не удивлюсь. Они, ты думаешь, галереи-то эти, они все подлинниками торгуют? Подлинников-то, тех, которые не в музеях, которые на руках, их по пальцам пересчитать. Остальное – все подделки.

– И многие – твоей работы.

– А ты что думаешь, я… ты не смейся. Я в академии один из первых был. Поэтому и вышли на меня…

– Кто вышел?

– Да так… люди. Предложили работу, деньги. А я зеленый был, не понимал еще ничего. Стипендия маленькая, жрать нечего… ну и согласился…

Уже прослушав трогательный рассказ Сени, зафиксированный горошиной, и зная, о чем идет речь, я все-таки внимала с интересом. Рассказ о махинациях в музее из уст непосредственного участника всей истории воспринимался по-другому, и, еще не представляя, для чего все это могло бы мне пригодиться, я все-таки навострила уши.

– Делал копии? – осторожно предположила я.

– Делал, – с сердцем выдохнул Вася. – Ну и наделал себе… на всю оставшуюся жизнь.

– А что случилось-то?

– Да не важно…

– Ну, как знаешь. Не хочешь говорить – не говори.

– Да не то что не хочу, а так… дело прошлое. Теперь уже ничего не изменишь. Только смешно… Здесь, в Тарасове, приходил ко мне один… как раз с одной из тех копий. Тех еще. Понимаешь?

Уже слегка осоловевшие Васины глаза глянули в мои глубоко и трезво. И хотя продолжалось это всего лишь секунду, я поняла, что только зависимое и подневольное положение, продиктованное неодолимым недугом, заставляет Васю соглашаться на роль бессловесного скота, а в действительности до настоящего дна ему еще далеко.

Но собеседник уже снова расслабился и как-то беспокойно стал поглядывать на бокал, все еще остающийся пустым.

– А что это за копия была? – спросила я, чтобы отвлечь его от ненужных мыслей.

– Копия? Какая копия?

– Ну, та, которую тебе предлагали продать. Как подлинник.

– А это… Это Дюрер был. Рисунок. Ну и возился я с ним… Кажется, чего сложного? Цветок. А поди-ка изобрази его… Сложный художник.

Вася еще что-то говорил про особенности копирования Дюрера, но я уже не слушала. Как громом пораженная, сидела я, потеряв дар речи и не зная, что и думать. Второй раз за сегодняшний день слышу я о каком-то рисунке Дюрера, который играет в человеческих судьбах весьма не последнюю роль.

«Что за наваждение такое с этим рисунком? Откуда он взялся? Какого черта путается весь день, напоминает мне о себе?» – думала я, на время лишившись способности воспринимать окружающую действительность.

Не представляя даже приблизительно, каким образом можно было бы привязать информацию о рисунке к моему расследованию, я инстинктивно чувствовала, что информация эта пришла не зря. И совсем не случайно, именно услышав имя Дюрер всего лишь с полчаса назад, так напрягся Сеня и всполошился Вася. Нет, не случайно.

– А кто предложил тебе толкнуть эту копию? Кто-то из галереи? – прервала я поток Васиных объяснений.

– Копию? Нет, что ты! Они разве предложат. Они за копейку удавятся. Сами продадут. Да надуют еще. Раза в три цену завысят. Иногда подлинник столько не стоит, за сколько они копию умудряются толкнуть.

– А ты делал для них… копии-то?

– А куда деваться? Пить-есть надо. Вот и насчет тебя тоже… Сеня говорит, вот богатенькая лохушка, сама на удочку просится… Ты только не обижайся…

– Да нет, чего там. Я и сама знаю, что не разбираюсь в этом. Но ведь со мной изначально шел разговор о копии. Здесь-то в чем обман?

– Тебе просто еще не сказали цену, – угрюмо глядя куда-то вбок, проговорил Вася.

Было очень похоже, что его доля в этой цене давно уже для него не секрет, но от безысходности он мирится с нищенским процентом.

– А кроме меня… для кого еще ты делал копии? Вот так же вот, если находился заказчик?

– Иногда и так. Иногда и просто, Сеня говорит, нарисуй. А куда и зачем, не объясняет.

– Думаешь, мухлюют?

– Однозначно. Поэтому я и говорю: не лезь ты сюда. Некуда деньги девать – вон недвижимость скупай. Или золото. Это хоть настоящее будет.

– Так кто же предлагал тебе продать Дюрера? Ты так и не сказал. Если у тебя есть свои каналы, зачем ты пашешь на Сеню? Что ты, сам заказчика не найдешь?

– Не знаю… Тот человек, он… он вообще со стороны был. И на меня он не сам вышел, а тоже там… через жучка одного. Потом уж, когда я сказал, что это – копия, причем моя собственная, так что я и доказать могу, он сам приходил. Посидели, поговорили. Солидный такой, пожилой мужик. Грустный очень.

– Как звали?

– Да не сказал он, как звали. Да и не спрашивал я. Какая разница…

– Ну, в общем… да, действительно… Слушай, Вася. А хочешь, я этот заказ тебе сделаю? Лично. А? Мимо галереи. Какое им дело? А? Хочешь? Я заплачу хорошо, разбогатеешь, жить начнешь. А?

На секунду глаза бедного Васи загорелись, но тут же снова потухли, и опять появилась в них тоскливая безысходность.

– Нет… не нужно. В галерее узнают, больше ни одного заказа не дадут… не нужно.

– Ну, оставь хотя бы телефон. Этот заказ, ладно, так и быть, через них сделаем. Но, может, еще что когда понадобится. Консультация там или что… Может, и копию какую-нибудь еще захочу. Того же Дюрера. Если уж я в подлинниках не разбираюсь, буду сразу копии заказывать.

– Ну запиши.

Вася продиктовал мне свой номер и, совсем осоловевший, засобирался домой.

– Заболтался я с тобой. Сеня теперь замучит допрашивать.

– А ты не колись. «Не было ничего» – вот и весь ответ. Скажешь, лохушка остатки картин посмотрела, да и домой поехала. Сказала, что скоро зайдет в галерею, сама все сообщит, что надумала.

– Ладно, начальник, так и скажу, – усмехаясь, проговорил Вася.

– А чего? Я дело говорю. Что ты им, докладывать, что ли, обязан? Ты свою работу делаешь, картины для них рисуешь… за копейки. А как свое свободное время проводишь, никого не касается. Твое дело!

– Ну да. Это – да.

Я поехала домой, даже позабыв, что все еще пребываю в образе прекрасной Анжелы. Новая информация, снова перевернувшая все вверх дном, настолько заняла мои мысли, что ни о чем другом я просто не могла думать.

Загадочный рисунок, и подлинник, и копия которого по какому-то невероятному стечению обстоятельств оказались в Тарасове, махинации с художественными ценностями, болезни легких, каким-то фатальным образом преследующие семью Всеславиных, – все это, несомненно, было как-то связано между собой, но как – я не имела ни малейшего представления.