Читать книгу "Черный легион - Богдан Сушинский"

— Интересно: что содержится в этом пиратском сундуке? — четко уловил предмет его интереса генерал. — Вас, О’Коннел, это никогда не интересовало?

— С этой минуты только он и будет занимать мой ум.

— А ведь Муссолини не зря таскает его за собой. Что-то в нем есть.

— За вычетом пары носков, белья и двух пар подтяжек, там еще Moiyr быть такие документы, которые не попали и никогда не попадут ни в один архив мира, — невозмутимо поддержал его полковник.

— В таком случае парни из СД не упустят своего шанса. А ведь в этом бауле могли оказаться секретные документы, касающиеся англо-итальянских отношений.

— В этом можно не сомневаться, сэр.

— Именно поэтому, — неожиданно заключил генерал, — жду от вас подробнейшего отчета, в котором желательно обойтись без пафоса. Оставим его газетчикам. Нас, как всегда, интересует то, что не попадает на страницы газет.

— Как всегда, — согласился полковник, слегка ошарашенный холодно-ироничным тоном.

В какую-то минуту он вдруг подумал: «А не посвятил ли Черчилль в тонкости нашей операции и генерала? Если посвятил — он отнесется ко мне, как к подчиненному, завалившему важнейшее задание. Если же нет — у Лауда не появится повода для снисходительной оценки моих стараний. Очевидно, это станет ясно завтра».

* * *

Лейтенанту Роусену он смог позвонить лишь на следующий день. После того, как положил на стол генерала подробнейший отчет о делах в Италии, куда, по официальной версии, он выезжал для тайного инспектирования агентуры военной разведки.

Отчет оценен и оплачен был довольно быстро и скоро скупым генеральским: «Допустим, что все это так… Ждите дальнейших указаний, полковник О’Коннел».

Считая себя свободным, по крайней мере на сегодняшний день, полковник наведался в мебельный магазин, хозяин которого давно числился его осведомителем, и, воспользовавшись телефоном, связался с лейтенантом Роусеном. К счастью, тот оказался на месте. У полковника вообще создалось впечатление, что этому человеку можно было звонить в любое время суток. Эдакий человек-телефон.

— Говорит Ирландец, — сказал полковник в трубку.

— Кто? Ирландец?

— Вас смущает моя фамилия?

— Что вы?! Слушаю, сэр.

— Я хотел бы знать, в какой форме следует доложить Патриарху о продаже мебели.

— Я выясню это, сэр, — ровным, бесстрастным голосом ответил лейтенант.

— Мне позвонить вам?

— Звонить буду я. На домашний. Начиная с семнадцати, сэр.

«Да у него и голос металлический! Голос человека-автомата».

— Начиная с семнадцати, сэр, — механически повторил Роусен, словно подтверждал догадку О’Коннела.

40

В особый бар гестапо «Эдем» Кальтенбруннер приехал первым.

Завидев громадную фигуру обергруппенфюрера, владелец бара гауптштурмфюрер Гюнтер Штольф, лишь недавно оказавшийся в не совсем привычной для себя роли владельца питейно-контрразведывательного заведения, негромко, как принято здесь, поприветствовал его и сразу же провей в небольшой кабинет, стол которого был сервирован на четыре персоны.

Мрачно осмотрев кабинет, начальник Главного управления имперской безопасности метнул вопросительный взгляд на Штольфа.

— Остальных гостей еще только ждем, господин обер-группенфюрер, — худощавый, с глубокими, врезающимися в приклеенные к черепу редкие светлые волосы залысинами, венчающими узкий, по-лягушачьи сплющенный лоб, этот человек в самом деле куда больше был похож на заурядного провинциального кельнера, чем на офицера гестапо. Поэтому под цивильным одеянием скрывать ему по существу было нечего. Если что-то и могло выдать в нем гестаповца, то уж во всяком случае не офицерская выправка и не гренадерская ширина плеч. Разве что иезуитская невозмутимость бледного пасторского лица да холодные, застывшие в глубине поднадбровных колодцев, глаза — белесые, не знающие ни удивления, ни участия.

— Вопросами, меню, подносами — не отвлекать, — хрипло наставлял его обергруппенфюрер. Массивный, похожий на приклад старого австрийского ружья, квадратный подбородок шефа СД двигался при этом, словно камень в жерновах — тяжело и неуклюже.

— Пиво и все, что полагается к нему, будет подано сейчас же.

— На столе должны быть шнапс, вино. Словом, выбор.

Он грузно уселся во главе стола у небольшого декоративного камина и уставился на дверь.

«Первым появится Канарис, — загадал он, будто на судьбу. — Иначе… черт бы его побрал… Пусть этот адмиралишко не думает, что…»

Мысли Кальтенбруннера ворочались так же тяжело и неуклюже, как и его воинственно-волевой подбородок.

Однако первым прибыл генерал Хансен. Возможно, это явление начальника отдела внешней разведки («Отдела 1») абвера Кальтенбруннер воспринял бы с совершеннейшим безразличием: мало ли кто может ассистировать здесь шефу армейской разведки, если бы буквально через две-три минуты не нагрянули адмирал Канарис и его, Кальтенбруннера, подчиненный — бригадефюрер Вальтер Шелленберг.

Начальник разведывательной службы верховного командования и начальник отдела внешней разведки Главного управления имперской безопасности спускались по ступенькам, ведущим в зал, с сияющими улыбками, словно по трапу самолета, у которого их ждал почетный караул. При этом на лицах их вырисовывался такой непринужденно-дипломатический восторг, будто они уже обо всем договорились и человечество может спать спокойно. Что же касается его, Кальтенбруннера, то он здесь такой же статист, как и генерал Хансен.

— Не ревнуйте, обергруппенфюрер, — благодушно успокоил его Канарис. — Моя пятая попытка переманить к себе генерала Шелленберга закончилась такой же неудачей, как и четыре предыдущих.

— Тем хуже для Шелленберга, — с казарменной простотой отшутился Кальтенбруннер, изображая некое подобие дружеской улыбки.

Ему понятен был подтекст запущенного адмиралом успокоительного шара: для Канариса не было секретом, что венец из РСХА[22]давно готов избавиться от красавчика Шелленберга. Причем куда более радикальным способом, чем перепродажей его в любую разведку мира.

Теперь все в сборе. Предмет разговора заранее известен. Поэтому вопрос о Шелленберге временно отпал. Для Кальтенбруннера, во всяком случае.

— Итак, оба наши ведомства стоят перед очевидным фактом: в ближайшие месяцы в Тегеране состоится встреча Рузвельта, Черчилля и Сталина, — взял инициативу в свои руки Канарис. — Совершенно понятно, что фюрер не может допустить, чтобы события развивались по той схеме, которая угодна большой тройке наших врагов.

Чуть выше среднего роста, худощавый, с довольно интеллигентным аристократическим лицом, Канарис не производил того впечатления, которое обычно рождается у сухопутных людей, когда среди них оказывается «морской волк». И еще Кальтенбруннер заметил, что, выкладывая свои мысли, Канарис вскидывает подбородок и совершенно не замечает собеседников.