Читать книгу "Побег на рывок. Кн. 2. Призраки Ойкумены - Генри Лайон Олди"

– Уточняю, – сказал Квадво Эбале. Помощник вздрогнул: он впервые слышал, чтобы Эбале, тюха и рохля, говорил таким тоном. – Вызывай М’беки и Папу Лусэро. Зацикли вызов на обоих – пусть комп долбит до упора. Ищи всех антисов, кто ближе к нам. Любых! Пусть срочно выдвигаются. Кто-нибудь должен успеть!

– Есть! – по-военному отрапортовал помощник.

– А я свяжусь с военными, – меж бровями Эбале залегла глубокая складка. – И с коллант-центром.

* * *

Когда в сфере возникло лицо офицера внешней безопасности полетов, Гас Умсла, координатор коллант-центра «Грядущее», был уже в курсе ситуации. Со службами наблюдения и оповещения в «Грядущем» дело обстояло наилучшим образом.

– Баас Умсла, тревога по системе!

– Я знаю.

– Красный код!

– Я знаю.

– Колланты! Нам нужны ваши колланты!

Длинное лицо Умслы, похожее на морду унылого верблюда, вытянулось еще больше. Две минуты назад он дал запрос по команде и получил ответ. В распоряжении центра имелось шесть укомплектованных коллантов, готовых взлететь по приказу. Шестерка коллективных антисов – ударный кулак из тяжелых. С другой стороны, их общая энергетическая мощь не дотягивала даже до одного природного антиса. И это была не главная заноза в заднице. Никогда еще координатор Умсла не приказывал коллантам вступить в бой. Выживут не все – это Умсла знал заранее. Стая фагов! Тут легкой прогулкой не отделаться. Да, первый-второй класс: гули, каппы… Имена сказочной дряни, взятые из мифов Ойкумены, закрепились за флуктуациями в официальных документах. Хвала Джа, в стае не было ни сирены, ни ракшаса!

Коллантарии, сказал себе Умсла. Мои коллантарии. Я не хочу их терять. И ответил: тогда придется терять корабли. В системе кишмя кишат звездолеты, доверху набитые туристами. Если фаги доберутся до людей, и выяснится, что колланты «Грядущего» все это время пили компот в столовой… Я потеряю центр. Нас закроют; нет, нас разнесут вдребезги толпы манифестантов. Разнесут и спляшут на руинах качучу. Я этого не увижу: меня порвут в клочья коллантарии, которых я уберег ценой позора…

Офицер безопасности ждал.

– «Ведьмак» стартовал, – ожила в ухе горошина внутренней связи. – Идет на форсаже. С Камарии поднялась эскадрилья волновых истребителей. Вторая эскадрилья и паутинный рейдер готовятся к взлету.

Горите огнем, пожелал Умсла невесть кому.

– Наши колланты стартуют, – краем глаза он сверился с результатом расчета, запущенного минуту назад, – через семь минут.

Офицер безопасности сощурился:

– Это преступное промедление.

– Это тактический ход.

– Я буду вынужден доложить начальству.

– Ваше право. Тем не менее, я дам «Ведьмаку» и истребителям фору во времени.

– С какой целью?

– Колланты встретят фагов вместе с кораблями, единой ударной группой. Если в таком случае потерь будет меньше, – Умсла неприятно улыбнулся, – я лично приеду к вам в центр и позволю набить себе морду. Моя морда – грошовая цена за жизни коллантариев.

– Хорошо, – согласился офицер. – Но если ваш тактический ход обернется ошибкой, я приеду в ваш центр и набью вам морду, не спрашивая позволения.

– Как ваше имя, офицер?

– Меня зовут Квадво Эбале. Это пригодится вам, когда станете подавать на меня рапорт.

VI

– Тысяча чертей!

Обеими лапами тварь вцепилась в рапиру Диего. Когти отвратительно скрежетали по стали. Диего рванул клинок на себя, повел руку вверх, рассекая лезвием слизистую кожу и упругую, словно резина, плоть. Жаба разразилась истошным кваканьем. В прыжке, достойном циркового акробата, она поймала ускользнувший клинок, вцепилась снова, не обращая внимания на боль и кровь – зеленоватую жижу, струившуюся из порезов. Отвратительная морда качнулась вперед – так птица клюет зерно. Скрежет усилился: клювом жаба старалась перекусить рапиру надвое.

– Гори в аду!

Маэстро испугался, что твари удастся ее замысел. От здешних клювов следовало ждать любых каверз. Диего вообще плохо соображал, что происходит. Это была не первая попытка расправиться не с самим маэстро, а с его рапирой – гиена, лежавшая в грязи с дырой в глотке, тоже перед смертью грызла клинок. И та гиена, которую убил рыжий толстяк своим громадным бердышом. И та жаба, какую располосовал огненным бичом коллантарий в полотняной робе. И две жабы, оставшиеся на счету Диего Пераля. Поведение бесов походило на изменение тактики. Сознательно или нет, но твари не слишком докучали маэстро, всю злобу обратив против его рапиры.

Зверь, подумал Диего. Зверь грызет капкан. Зверь грызет прутья решетки. Это я понимаю. Но зверь ломает клыки о рогатину, забывая про охотника? Бердыш рыжего, цеп гематра, меч и щит помпилианца – ничьим оружием бесы не интересовались так, чтобы забыть о мясце коллантариев. Почему же Диего Пераль и его рапира – исключение?!

– Бейте их! Бейте!

От воплей Карни звенело в ушах. Диего и не предполагал, что Энкарна де Кастельбро способна вопить хуже полковой трубы. Краем глаза он заметил, что Карни размахивает саблей, и порадовался, что никто из бесов не сумел прорвать кольцо обороны, добравшись до девушки. Маэстро подозревал, что сабля, чрезмерно тяжелая для девичьего запястья, станет скорее помехой, чем подспорьем в трудном деле выживания.

– Бейте их!

Бьем, на выдохе прохрипел маэстро. Мы бьем их, а они – нас. Еще чуть-чуть, и они нас добьют. Он видел, что коллант держится на честном слове, чтоб не сказать, на соплях. Никто из коллантариев не умел драться отрядом – смыкая строй, чувствуя плечо друг друга. Строй образовался вынужденно; не строй, а так, воинственная толпа, сбитая в кучу. Даже дон Фернан был волком-одиночкой, бойцом из разряда «сам-по-себе». Вырвись он дальше, чем следует, и останется только ждать, когда великолепного дона Фернана собьют с ног и разорвут в клочья.

Трижды брат Карни увлекался сверх меры. В эти минуты Диего без церемоний хватал его за шиворот и оттаскивал назад. Чудо Господне! – граф сносил такое поношение с кротостью святого. К остальным коллантариям маэстро старался не прикасаться без нужды. От прямого контакта с собратьями по оружию его через раз выбрасывало в галлюцинацию, способную превратить мозг в кисель. Он помнил, как это выглядит, по эксперименту с мар Фришем, во время первого путешествия по адскому космосу. Поля, оболочки, волны – чертовщина сплеталась с чертовщиной, свет пожирал тьму, тьма отрыгивала свет, и было дьявольски трудно вернуться к рапире, клювам, когтям.

– Тысяча чертей!

Ругательство, уместное как никогда, возвращало самообладание.

– Бейте их! Бейте!

Рядом с Карни, чудом не попадая под копыта взбешенной кобылицы, стоял татуированный дикарь. Его звали Якатлем – имя Диего узнал случайно, услышав, как помпилианец орет блаженному: «Якатль, сволочь! Дерись!» Драться Якатль не собирался. Приказ живчика он выслушал, не более того. С кретинской улыбкой дикарь чесал яйцеобразный затылок и причмокивал в особо острых моментах схватки. Он напоминал зрителя, угодившего на матч, результат которого безразличен человеку на трибунах в высшей степени. Одержи коллантарии победу, сожри твари коллант без хлеба и соли – в любом случае дикарь останется в выигрыше. Босоногий Якатль жил в вечном кайфе; аналогичный, если не больший кайф, судя по всему, ждал Якатля после завершения земного пути.