Читать книгу "Чаша любви - Татьяна Ковалева"

«Мою будущую колоссальность не умаляет ли доверчивость?»

Кто-то вдруг прерывает плавное течение моей мысли… или не течение мысли, а сон…

— Лена, вставай! Мы с тобой проспим все на свете.

Ничего не понимаю.

«Где я? Кто это трясет меня за плечо? Вера? Надежда? Любовь? А я кто? Я чужого поля ягода. И из другой оперы…»

Открываю глаза, сажусь в постели.

Вокруг темно. Но и в этой кромешной темноте через секунду чувствую какого-то человека. Он рядом. И только что звучал его голос. Рука этого человека все еще сжимает мне плечо. Я его не вижу, но очень люблю. Правда, этого ему еще не говорила. Я ведь знаю его от силы десять дней, но уже спрашиваю себя: «Как я могла жить без него? Ведь мир без него так неярок! Двадцать четыре года я смотрела черно-белое кино. Как я не замечала этого?»

Теперь я знаю, кто трясет меня за плечо. Это вера моя, моя надежда и долгожданная любовь! Мы с одного поля ягоды и из оперы одной.

И будто мыслям моим подтверждение, следует сладкий поцелуй.

Этот поцелуй меня окончательно пробуждает.

— Как прекрасно! — говорю я, потягиваясь.

— Хочешь, буду всегда тебя так будить?..

Уверенность Евы и новые впечатления

Это поздний вечер. И никакая не кромешная тьма. Жара уже давно спала: вполне можно существовать европейскому человеку. Кажется, и город ожил — усилился шум на улице.

Я вскакиваю с постели, выглядываю из окна.

Глазам моим предстает великолепное зрелище. Вечерний Дели — Дели, залитый огнями…

Отель наш стоит как бы на взгорке и окружен не очень высокими зданиями. Я вижу значительную часть столицы. Огненная лента ползет по улице подо мною — это тесный поток машин. Притягивает внимание разноцветная движущаяся реклама. Огни иллюминации на высотных зданиях вдалеке столь красивы, что во мне зарождается праздничное настроение. Смотрю прямо перед собой: аптека так и сияет. Она сейчас — сплошная реклама. Днем я не заметила этого обилия лампочек. Или они искусно замаскированы. Оказывается, смотреть на аптеку — это настоящий праздник. Самуэль Ганеман, первый в мире гомеопат, подмигивает мне озорно синим глазом. Я подмигиваю ему… Какой-то свет падает на меня сверху — то синий, то красный. Поднимаю голову, высовываюсь из окна — я так любопытна!

Прямо над собой вижу корону. До меня не сразу доходит, почему именно корона надо мной. Потом я соображаю, что корона не надо мной, а над отелем. Это — реклама его. Но все равно мне нравится этот символ. Он так удачно расположен. И я чувствую себя коронованной. Саше этого не скажу. Но побуду минутку царицей Дели. Хотя, если самой себе признаться, — не совсем царицей. Скорее, девочкой-лилипуткой, сумевшей чудом взобраться на циклопический трон какой-то неведомой истинной царицы и устроиться под гигантской короной.

— Лена! Ты выпадешь из окна, — смеется у меня за спиной Саша. — Что там?

— Просто — красиво…

Он привлекает меня к себе, обнимает и тоже выглядывает на улицу.

Глаза у него становятся круглыми от изумления:

— Корона? О, это твое!

Стучу его кулаком в грудь:

— Противный, противный… Зачем подсматриваешь?

Мы оба не прочь подурачиться после дневного отдыха. И как-то само собой получается, что вновь валимся на постель. Я смеюсь, я отталкиваю Сашу. Я сильна, очень сильна. Амазонка. Я в конце концов — королева!

— А ты раб мой! Несчастный индус! — восклицаю в пылу сражения.

— Почему — несчастный? — смеется он.

Я опрокидываю великана Сашу на спину и сажусь верхом, ему на грудь. Я заношу над ним руку с несуществующим кинжалом…

И восклицаю грозным страшным голосом:

— Ты побежден! Моли о пощаде!

Но тут сердце мое внезапно вздрагивает. Меня обжигает мысль, что только что я переступила некую незримую грань. Кровь бросается в лицо. Все дурачества мои прячутся куда-то за спину, а в лицо смотрит любовь. Нет, это Сашины глаза смотрят, полные любви…

Я мягко опускаю руку и целую Сашу — в глаза, в губы…

И тогда он берет меня… Берет то, что я отдаю. А отдаю я себя без остатка.

Саша берет меня нежно, не опрокидывая моего царского достоинства, не роняя моей короны. Оставаясь внизу, оставаясь рабом и несчастным индусом, он доводит меня до исступления и до изнеможения, он доводит меня до того, что за стенкой, в соседнем номере, кто-то начинает стонать. Или это стоны раненой тигрицы, укрывшейся под кроватью… Нет, это Ева-прародительница опять рвется из меня. Теперь я знаю, за что наказал ее Бог! Не за то, что нарушила запрет и искусилась, а за то, что не пожалела о деянии своем, осталась во грехе. Или я плохо понимаю Библию?

— О, Саша…

Я думаю, что меня Бог наказал бы дважды — настолько я не жалею о своем деянии, настолько приятна мне эта чудная чаша греха… греха ли?.. муж мой!..

Потом мы одеваемся и спускаемся на улицу. На душе у меня праздник. Сразу же попадаем в настоящий людской водоворот. Какие только лица ни окружают нас! Мне даже поначалу кажется, что это карнавал. Я крепко держусь за Сашин локоть. Боюсь, что толпа невзначай разлучит нас. Как мы тогда найдем друг друга?

Настежь раскрыты двери многочисленных баров и ресторанов, отовсюду гремит музыка. Безумствует световая реклама. Снуют машины. Всюду говор, смех. Но чужая речь не режет слух — вопреки тому, как я представляла.

Город до утра во власти молодежи и туристов. Уже запущена и работает вовсю машина развлечений.

Мы с Сашей быстро осваиваемся в новой обстановке. Кто молод, легко приспосабливается к новизне. В каком-то барчике пропускаем по стаканчику виски. Как говорится, по одному «дриньку». Меня, правда, от виски передергивает — это такая дрянь, что хочется сказать: пропускаем по одному «дряньку»! Но эффект от стаканчика изумительный: спустя минуту я ощущаю себя царицей, парящей в воздухе…

Сейчас это мой город, ибо надо мной — моя корона. Упомянутое августейшество, вероятно, отражается на моем лице. Меня замечают эти люди, что постоянно движутся вокруг. Многие даже оглядываются, тепло улыбаются, почтительно кивают мне. Я пользуюсь вниманием, и, мне кажется, Саша этим обстоятельством невероятно горд…

Не спеша — прогулочным шагом, глазея по сторонам, идем куда-то по улице.

— Посмотри-ка, вон там! — восклицает Саша.

Я прослеживаю его взгляд.

На углу улицы мы видим заклинателя змей. Он играет на флейте заунывную мелодию. Эта мелодия отдаленно напоминает мне тему Орфея из бессмертной оперы Глюка. Может быть, это даже и есть та мелодия, но только в вариации. В индийском прочтении…

Перед заклинателем — широкая старая корзина, плетенная из соломы. В корзине какие-то тряпки, мелочь, смятые купюры — явно не доллары, не фунты и не рубли; наверное — рупии. Мы приостанавливаемся. Слушаем игру.