Читать книгу "Явилось в полночь море - Стив Эриксон"

– Мари, – сказала она, и та отвернулась от окна к ней. – Ты не возьмешь этого ребенка?

Мари снова повернулась к окну, и Луиза на мгновение ощутила нечто вроде злобного удовлетворения. «Наконец-то я ее рассердила», – торжествуя, сказала она себе. Но потом Мари проговорила:

– Я не могу, – и таким печальным тоном, какого Луиза еще не слышала.

Презирая себя, как обычно, Луиза поняла, что еще раз, как обычно, недооценила доброту Мари.

– Извини, – горько проговорила она.

– Нет, – прошептала Мари в окно, – это вы извините.

– Боже, – покачала головой Луиза, – с чего это я подумала, что могу попросить тебя об этом? Ты же знаешь, ребенок от Митча. Это ребенок человека, который разбил тебе жизнь.

– Он не разбил мне жизнь, – солгала Мари. – Как вы не понимаете? Этот ребенок достоин всего, потому что это ребенок Митча. – И вот тогда Мари отвернулась от окна к Луизе и сказала: – Я скоро умру.

Первым побуждением, как обычно, было сказать: «Что ты имеешь в виду?» – но Мари произнесла это так спокойно, без всякой жалости к себе, и с такой смиренной торжественностью, наполненной таким неизмеримо глубоким сожалением, что Луиза удержалась от банальной реплики. В одно мгновение пробежав литанию возможных реакций, она одну за другой отвергла их все: «Что ты имеешь в виду?», «Что ты говоришь?», «Ты уверена?», «О, как мне жаль!» – пока не дошла до конца списка:

– Когда?

– Не знаю.

– От чего?

Этого тоже никто не знал. У нее не было ни опухоли, ни новообразований, и на рентгеновских снимках тоже не видно было черного дождя, что разливался по ее телу.

– Анализы крови уже больше года говорят, что дело плохо, – пыталась объяснить Мари, – и я все слабею и слабею.

И Луиза с досадой сказала себе, что это будет одной из тех тихих и подозрительных смертей, когда не знаешь, что тебя убивает, а можешь умереть в любой момент, в следующем месяце или следующем году. И если это подумалось Луизе, то, должно быть, подумалось и Мари – что эта смерть, которую никто не знал, смерть, которую никто не мог найти или назвать, оставила в ней свое семя почти четыре года назад в заброшенном автовокзале, надругавшись над ней в темноте на алтаре ее собственной невинности. Вися на крюке, голая, со связанными руками, Мари шагнула в свет собственной кончины, и взамен, поскольку не заслуживала смерти и поскольку таинственная болезнь могла осквернить ее тело, но не дух, ей была предоставлена небольшая отсрочка.

В Сан-Франциско они поселились в маленьком мотеле на Ван-Нессе, неподалеку от больницы, и с каждым днем Луиза ждала ребенка, как Страшного Суда. Две женщины больше не говорили о Митче, Билли или смерти Мари, они вообще почти не разговаривали, а только ждали, пока на пятую ночь Луиза не проснулась в сладковатой бледно-желтой луже с красными разводами и таившиеся до сих пор схватки не начали налетать шквалом, повторяясь каждые несколько минут. Позже, много времени спустя после рождения дочери, Луизу по-прежнему будет тревожить сон, который она видела непосредственно перед тем, как отошли воды. Во сне она и Мари занимались любовью. Даже в момент пробуждения ее воспоминание об этом было неясным: она не могла вспомнить, что случилось во сне – то ли она первой потянулась к Мари, и, следовательно, это был акт насилия, продолжение того, что погубило Мари в Нью-Йорке, то ли Мари потянулась к ней, и тогда это был акт прощения. Во всяком случае, две женщины обнялись, и цунами амниотических вод смыло их на далекий чуждый берег, где оргазм прорвал пелену у Луизы в матке, и она проснулась от начавшихся родов.

Из этого оргазма – ее тело олицетворяло то ли насилие, то ли прощение, и это был единственный испытанный Луизой оргазм, отложенный с ночи 6 мая 1968 года, – родился ребенок. Мари вызвала такси, помогла Луизе одеться и ждала на балконе, пока не подъехала машина, а потом помогла Луизе спуститься с лестницы.

«Что с ней?» – встревоженно спросил таксист, и Мари сказала: «Она собирается родить», – и таксист сказал: «Только не в моей машине», – и Мари очень спокойно сказала ему, сдерживая злобу, какой Луиза никогда раньше в ней не замечала: «Слушай меня: ты отвезешь нас в больницу, и немедленно».

На подъеме на Ноб-Хилл, когда уже светало, Луиза сказала: «Мари!» – и Мари ответила: «Что?» – и Луиза в первый раз, словно давая клятву, крепко сжала свой живот и ребенка внутри и сказала: «Прости меня».

– Прости меня, Мари, – прошептала она, – прости меня за то, что было четыре года назад.

Да, сказала Мари.

– Я давно хотела сказать это, – прошептала Луиза, – и все удерживалась: я ведь знала, что ты меня простишь. Я не просила у тебя прощения, так как знала, что ты простишь, а я не имела права воспользоваться этим.

Я знаю, сказала Мари.

– Я не имела права воспользоваться этим, потому что этого нельзя простить.

Теперь все в порядке.

– На самом деле даже ты не можешь простить этого, – прошептала Луиза. – Я хочу сказать: то, что мы сотворили с тобой, больше тебя. Это злодейство слишком велико, чтобы кто-то простил, даже если ты сама хочешь простить.

Ш-ш-ш.

– У меня немного кружится голова.

Сложи ладони и подыши в них.

– Надеюсь, – пробормотала в темноте Луиза на заднем сиденье такси, – ребенок не будет похож на Митча, если будет мальчик. И надеюсь, не будет похожа на меня, если девочка.

Мы почти приехали. Водитель, вон двери приемного покоя.

– Я рада, что Митча здесь нет. Давай никогда не будем говорить о нем ребенку.

Ш-ш-ш, мы приехали.

– Надеюсь, все в порядке, – сказала Луиза. – Мари? Я надеюсь, что с ребенком все в порядке.

С ребенком все будет в порядке.

– Пусть он будет не как Митч и не как я. А как ты.

Они вылезли из машины, и Мари помогла Луизе пройти в приемный покой, где Луизу усадили в коляску и укатили, а Мари смотрела ей вслед, пока та не исчезла. Через пять часов Луиза родила девочку без снов. Когда ее принесли Луизе, та сначала съежилась, а потом уснула с ребенком на руках; до того, как она поддалась усталости, Луиза успела почувствовать, как Мари вошла в палату и взяла девочку у нее из рук, а потом вошедшая медсестра взяла ее у Мари. На следующий день Луиза наконец заставила себя взглянуть на дочку и рассмотреть ее, выискивая хотя бы малейший след какого-нибудь сходства. Еще через день Луизу выписали из родильного отделения, и они на такси отправились обратно в мотель на Ван-Нессе, где мать весьма охотно передала младенца на попечение Мари, а сама погрузилась в глубокий ступор. Даже после рождения ребенка она была почти уверена, что Момент для нее еще не наступил.

В последнюю ночь, когда видела свою дочку, Луиза снова заснула с малышкой на руках, как в роддоме. Рано утром ей послышалось сквозь сон, как ребенок плачет, плач становился все тише и тише, пока не пропал совсем, и, проснувшись, она обнаружила, что дочки нет. В первые мгновения после пробуждения Луизе показалось, что малышка выскользнула у нее из рук на постель, запуталась в белье и задохнулась. Еще не вполне проснувшись и чуть не обезумев, она осмотрела простыни и одеяла в поисках девочки. Но ребенка там не было. Вместо этого на второй кровати лежала записка. «Я передумала, – прочла Луиза. – Если и вы передумаете, то знаете, где нас найти».