Читать книгу "Пинбол - Ежи Косински"

— О, прошу прощения! Я не хотела… — Она потянулась за пластинками, но Остен, засмеявшись, не выпустил их из рук. — Можно мне хотя бы помочь вам донести их?

— Очень любезно с вашей стороны, — улыбнулась она и протянула руку: — Меня зовут Лейла Салем.

Он пожал ее руку, узкую и прохладную, и в голове его мелькнула мысль, что он впервые касается ее.

— Я — Джеймс Остен. У вас легкий акцент — откуда вы?

— Я родилась в Ливане. Мои родители — сирийцы, — ответила женщина.

— С такими светлыми глазами и белой кожей вас ни за что не примешь за арабку.

— Может быть. — Она помедлила. — Зато моего мужа вы не спутаете ни с кем. Он выглядит как настоящий араб.

Он смутился, а затем почувствовал себя обманутым. В мыслях он уже избавил ее от другого мужчины.

— Вашего мужа?

— Мой муж — посол Ливана в Мексике. В Сан-Диего мы проездом, — объяснила она.

Они молча смотрели друг на друга, и она видела, как смятение на его лице сменяется смирением.

— А вы, вы женаты, мистер Остен?

Он помотал головой.

— Вы профессиональный музыкант? — вежливо спросила женщина, словно пытаясь отвлечь его от ненужных мыслей.

— Во мне вообще нет ничего профессионального, — вздохнул Остен. — Я студент Калифорнийского университета в Девисе.

— Изучаете музыку?

— Литературу. Музыка — просто хобби.

— Я изучала историю искусств, сначала в Ливане, потом в Мадриде. — Она вновь помолчала. — Ахмед, мой муж, экономист. — Он опустил голову. — О чем вы думаете? — спросила она, и голос ее прозвучал почти заговорщицки.

Не поднимая головы, он пробормотал:

— О вас. Я хочу увидеть вас снова.

Она приблизилась так, что бедро ее уперлось в кипу пластинок, которую держал Остен. Недолго поколебавшись, она сказала:

— Завтра мы с мужем на две недели отвезем детей в Розарито-бич, местечко неподалеку от Тихуаны. Затем вернемся в Мехико. — Она запнулась. — Пока мы будем в Розарито, Ахмеда осмотрят врачи в клинике под названием Реджувен-центр.

— Я слышал о них. Они получили разрешение провести медицинские исследования с геровиталом в Калифорнийском университете — инъекции из эмбрионов и новорожденных животных, от которых ожидали омолаживающего эффекта.

Кивнув, она опустила глаза.

— Лечение геровиталом возможно только в Мексике. В Соединенных Штатах он пока не разрешен.

Видя ее замешательство, Остен решил сменить тему разговора:

— Я был в Розарито-бич. Очаровательное место. Где вы там остановитесь?

— В «Шахрезаде». Маленькой вилле прямо у моря.

— А сколько лет вашим детям?

— Сыну одиннадцать, а дочери девять. — Лицо ее осветила улыбка. — Они любят музыку. Вы бы видели, как они отплясывают под Годдара!

— На следующей неделе я буду в Тихуане, — выпалил Остен в порыве, не оставившем времени для раздумий. — Хочу испытать мою игру и мой голос, — он рассмеялся, — перед народом.

— Вы имеете в виду, выступить перед публикой? — Похоже, это ее удивило.

— Почему бы и нет?

— Но почему в Мексике? Почему в Тихуане?

— Ну, говорят, туда каждый день приезжает более двадцати тысяч человек! При такой массе народа, бесцельно слоняющегося по улицам, можно не быть Годдаром, чтобы встать и запеть, — рассмеялся Остен.

Она тоже улыбнулась:

— Где же вы собираетесь играть?

— Да где угодно! На какой-нибудь маленькой площади или в кафе. В любом месте, откуда я — или публика — смогу удрать побыстрее!

— Вы собираетесь петь по-испански?

— Только по-английски. Я недостаточно хорошо знаю испанский.

— Очень жаль! — воскликнула она. — Я так люблю "музыка ранчера" — настоящие мексиканские народные песни.

Остен задумался.

— Правда? А какие ваши любимые? Может, у меня и получится.

— Сейчас мне больше всего нравятся "Volver, Volver, Volver" и "El Rey", — без колебаний ответила она. — Они есть в любом мексиканском магазине пластинок.

— Сегодня же вечером куплю, — заверил ее Остен.

Когда они с Остеном направились к выходу, женщина взглянула на часы:

— Я должна идти.

Старый седовласый кассир торжественно пробил чек и записал на чеке имя покупательницы и номер ее комнаты.

Как только они покинули магазин, к Лейле Салем вежливо обратились два оливково-смуглых мужчины в деловых костюмах. Один из них произнес что-то на арабском, и она с виноватой улыбкой повернулась к Остену:

— Мои вездесущие телохранители, — со вздохом объяснила она. — Спорная защита от врага, зато бесспорная помеха для друзей. — Она коснулась руки Остена. — Надеюсь, вы не возражаете, если они будут сопровождать меня, когда я приду вас слушать?

Он испугался, что не сумеет скрыть свой восторг.

— Ваш муж тоже там будет?

— Сомневаюсь, — сухо ответила она. — Ахмед не очень хорошо себя чувствует. Он нуждается в отдыхе и покое. Но мои дети, конечно же, придут. Так что, пожалуйста, не забудьте позвонить в «Шахрезаду» и сообщить мне, куда приходить. — Она вынула из сумочки визитную карточку и протянула Остену. — Вот кого нужно спросить. Не забудьте.

Он все решил; он уже представлял себе, что будет делать, и, даже ничего еще не совершив, видел результат, как будто это была мелодия, звучащая в голове и готовая вырваться наружу. И он готов был рискнуть и воплотить в жизнь свою идею. Сознание, размышлял он, подобно идеальному музыкальному инструменту — невидимому, компактному, способному синтезировать любые звуки, — жаль только, что инструмент этот требует от своего слушателя, тела, воплощать результат мысли в физической реальности.

После встречи с Лейлой Салем он доехал до Тихуаны и отправился в самый большой магазин грампластинок, где купил все доступные версии двух любимых Лейлой народных песен, записанные в Испании, Мексике и других испаноязычных странах. Затем он прошелся по улицам, где было полно народа: смуглые аборигены, легко узнаваемые американские туристы и толпы загорелых крестьян, которых привлекла в этот стремительно развивающийся город надежда заработать на его многочисленных стройках. Где-то на полпути между богатыми торговыми центрами на авенида де ла Революсьон и трущобами, у арены для боя быков, Остен обнаружил то, что искал: кафе с открытой террасой, способное вместить около шестидесяти человек, при безликом отеле под названием "Ла Апасионада".

Он зашел внутрь и побеседовал с менеджером, низеньким пухлым мексиканцем средних лет, бегло говорящим по-английски. На ломаном испанском — дабы проверить себя — Остен объяснил мужчине, что работает на американскую компанию, производящую музыкальные инструменты, и хотел бы недели на две воспользоваться террасой кафе, чтобы опробовать новую электронную консоль, последнюю разработку, перед живой публикой. Он вполне сознает, сказал Остен, что его игра и пение нарушат заведенный порядок «Апасионады», а потому готов платить за использование террасы, равно как и за комнату в отеле.