Читать книгу "Эркюль Пуаро и Убийства под монограммой - Софи Ханна"

Но мне еще не все было ясно.

– А Ричард Негус порвал с Идой Грэнсбери потому, что она продолжала осуждать Патрика, хотя сам он уже одумался? Их помолвка была расторгнута после объяснения в «Голове Короля»?

Странное выражение мелькнуло по лицу Маргарет. Она заговорила:

– Тот день в «Голове Короля» стал началом… – Потом вдруг передумала и сказала просто: – Да. Она так безрассудно отстаивала их с Харриет правоту и добродетель, что ему просто стало противно.

После этих слов выражение скрытности уже не сходило с ее лица. У меня сложилось впечатление, что Маргарет решила утаить от меня нечто важное.

– Вы упоминали, что Франсис Айв отравилась, – сказал я. – Чем? Откуда она взяла яд? И как умер Патрик?

– Так же, как и она: выпил яд. Вы слышали когда-нибудь об абрине?

– Нет, кажется.

– Его получают из растения, которое называется четочник, оно водится в тропиках. Франсис Айв достала откуда-то несколько флаконов.

– Простите, но если они оба выпили яд и оба были найдены мертвыми, то откуда известно, что первой убила себя Франсис, а Патрик лишь последовал за ней?

Маргарет бросила на меня подозрительный взгляд.

– Вы никому в деревне не скажете? Только своим людям в Скотленд-Ярде, в Лондоне?

– Да. – Я решил, что в настоящих обстоятельствах Пуаро тоже сойдет за представителя Скотленд-Ярда.

– Прежде чем покончить с собой, Франсис Айв написала мужу записку, – сказала Маргарет. – Судя по всему, она была уверена в том, что тот ее переживет. Патрик тоже оставил записку, в которой… – Она умолкла.

Я ждал.

Наконец она продолжила:

– Записки помогли восстановить последовательность событий.

– А что с ними стало?

– Я их уничтожила. Амброуз Флауэрдейл отдал их мне, а я бросила их в огонь.

Это показалось мне очень любопытным.

– Зачем же вы это сделали? – спросил я.

– Я… – Маргарет шмыгнула носом и отвернулась. – Я не знаю, – твердо ответила она.

«Еще как знаешь», – подумал я. По ее сомкнутым, как створки раковины, губам было ясно, что она твердо решила не произносить больше ни слова на эту тему. И любые мои расспросы только укрепят ее решимость.

Я встал, чтобы пройтись, – от долгого сидения у меня затекли ноги.

– В одном вы были правы, – сказал я. – Теперь, когда я знаю историю Патрика и Франсис Айв, у меня действительно возникло желание поговорить с доктором Флауэрдейлом. Он ведь жил здесь, в деревне, когда это случилось. И сколь бы ни был точен ваш рассказ…

– Нет. Вы обещали.

– Мне бы очень хотелось расспросить его о Дженни Хоббс, к примеру.

– Я сама расскажу вам о Дженни. Что вы желаете знать? Похоже, что Франсис и Патрик оба находили ее незаменимой. Они к ней очень хорошо относились. Другие считали ее воспитанной и скромной – безвредной, пока она не сказала ту ужасную ложь. Хотя я не верю, что человек, способный ни с того ни с сего выдумать убийственную ложь, так уж безвреден в других отношениях. А еще у нее были запросы, не соответствовавшие ее положению. У нее изменилась речь.

– Как?

– Амброуз говорит, что внезапно. Еще вчера она разговаривала, как все служанки. А сегодня вдруг заговорила совсем другим тоном, и очень правильно.

«Грамматически безупречно, – подумал я. – «О, пожалуйста, пусть никто не открывает их ртов». Три рта, внутри каждого запонка с монограммой: грамматически все абсолютно верно. Черт побери, а ведь Пуаро, похоже, снова оказался прав».

– Амброуз сказал, что Дженни изменила манеру речи, подражая Патрику и Франсис Айв. Они ведь оба были образованными и очень хорошо говорили.

– Маргарет, скажите правду: почему вы так настроены не допустить моего разговора с Амброузом Флауэрдейлом? Может быть, вы боитесь, что он сообщит мне то, чего мне лучше не знать?

– Вам разговор с Амброузом все равно ничем не поможет, а ему может повредить, – сказала она твердо. – Из любого жителя деревни, кто только встретится вам на пути, вытрясайте душу, сколько хотите, я вам разрешаю. – Она улыбнулась, но ее взгляд оставался жестким. – Они и так напуганы – еще бы, виновных убирают одного за другим, а в глубине души они знают, что виновны все до единого, – ну а если вы сообщите им свое профессиональное мнение о том, что убийца не успокоится до тех пор, пока все причастные к смерти Патрика и Франсис Айв не будут препровождены в самые дальние глубины ада, то они и вовсе концы отдадут от страха.

– Ну, это уж слишком, – возразил я.

– У меня не совсем обычное чувство юмора. Чарльз всегда на это жаловался. Я никогда ему этого не говорила, но я не верю ни в Ад, ни в Рай. Нет, в Бога я верю, только не в такого, о каком нам все время твердят.

Вид у меня, должно быть, был весьма взволнованный. Вопросы теологии меня не интересовали; мне хотелось поскорее вернуться в Лондон и сообщить Пуаро все, что мне удалось узнать.

Маргарет продолжала:

– Бог, разумеется, один, но я ни на секунду не верю в то, что он хочет, чтобы мы бессловесно следовали Его заповедям и топтали ногами тех, кто оступился на этом пути. – Тут ее улыбка стала теплее, и она добавила: – По-моему, Бог видит мир скорее так, как вижу его я, а не так, как видела его покойная Ида Грэнсбери. Вы согласны?

Я невыразительно хмыкнул.

– Церковь учит нас тому, что только Бог нам судья, – продолжала Маргарет. – Так почему же Ида Грэнсбери не напомнила об этом Харриет Сиппель и ее безмозглым подпевалам? Почему обрушила проклятия на Патрика Айва? Если уж человек хочет изображать из себя образцового христианина, так пусть хотя бы потрудится не перевирать основные догматы своей религии.

– Вижу, вы все еще сердитесь из-за этой истории.

– Я буду сердиться до самого своего смертного часа, мистер Кэтчпул. Грешники загоняют в гроб человека куда менее грешного, чем они сами, – тут, пожалуй, рассердишься.

– Лицемерие – страшная штука, – поддакнул я.

– Кроме того, нет ничего ужасного в том, чтобы быть рядом с тем, кого по-настоящему любишь.

– Ну, я в этом не уверен. Если человек связан узами брака, то…

– К черту узы! – Маргарет подняла голову к портретам на стене и сказала: – Прости меня, дорогой Чарльз, но если двое любят друг друга, то пусть это не нравится Церкви и пусть это против правил… любовь есть любовь, как с ней поспоришь? Я знаю, тебе не нравится, когда я так говорю.

Мне, кстати, тоже не понравилось.

– Любовь в состоянии причинить массу проблем, – сказал я. – Если бы Нэнси Дьюкейн не любила Патрика Айва, я бы не расследовал сейчас тройное убийство.

– Что за глупости вы говорите. – Маргарет даже сморщила нос, глядя на меня. – Ненависть толкает людей на убийство, мистер Кэтчпул, ненависть, а не любовь. Любовь тут ни при чем. Пожалуйста, не будьте безрассудны.