Читать книгу "Летос - Алексей Пехов"

– Кто еще был в доме?!

Жена Уве тоже увидела, какого цвета пламя, и заскулила от страха. Шерон пришлось повторить свой вопрос еще дважды, очень спокойным голосом, чтобы ее услышали.

– Лукаш. Кожевник из Сбрына. Они вместе пили, – прошептала Нора.

– Иди обратно. Закройся и не выходи.

Ее не надо было упрашивать. Жена смотрителя юркнула обратно, захлопнула дверь.

Шерон вновь достала игральные кости. В тот раз она думала об Уве, и они привели ее к тому месту, где он умер. Теперь следовало найти кожевника.

Она не испытывала радости от предстоящей встречи. При жизни Лукаш походил на медведя, такой же здоровый, лохматый и свирепый. Оставалось лишь догадываться, во что он превратился теперь.

Указывающая успела добраться до развилки, ведущей на маяк, когда заблудившийся с грохотом сбежал по лестнице со второго этажа. Она вскрикнула, отшатнулась, швырнула в него белым пламенем, споткнулась о порожек и упала, больно стукнувшись локтями. Ее магия пропала впустую, прошла над плечом кожевника, ударилась в стену и растворилась в ней.

Он, гремя сапогами, миновал последние четыре ступеньки. Часть его шеи была разорвана волчьими зубами, кровь пропитала одежду, пустые глазницы смотрели только на Шерон. Она проворно отползла назад, и ее пальцы сжались на воткнутом в доски пола холодном стилосе. Девушка рванула его на себя, а затем, словно нож, метнула в нависшую над ней жуткую фигуру.

Кидать ножи учил ее Димитр, еще когда они были детьми, и этот опыт никуда не делся. Острый стержень белым копьем воткнулся в грудь заблудившегося, сверкнул, словно зеркало, от которого отразились солнечные лучи, и с противником произошло то же, что и с Уве.

Он рассыпался на миллиард снежных искр, на мгновение осветив грязное помещение, и оставил Шерон в одиночестве.

Она все еще сидела на полу, слушала, как за стенами ревет море, и старалась взять себя в руки.

Ее била крупная дрожь.

– …Мне надо домой, – сказала Шерон, глотнув теплого сладкого отвара из душицы и земляничных ягод.

Металлическая кружка приятно грела руки, и, если бы не девочка, она бы никуда не ходила целую вечность.

– Скоро я тебя отпущу, – пообещал Йозеф.

– Найли…

– С ней ничего не случится. Рассвет через полчаса. Хватит бродить по улицам в темноте. Пей. Тебе следует восстановить силы.

Ее учителю шел седьмой десяток, но он все еще выглядел крепким кряжистым дубом, и только хорошо знающие его могли заметить, как сильно он сдал в последнее время. Седые волосы напоминали паклю, бороды Йозеф не носил, отчего был виден изуродованный подбородок – двадцатилетней давности память о встрече с заблудившимся.

– Отлично справилась. – Он снял чайник с огня, поискал чистую кружку.

Шерон благодарно улыбнулась, не став удивляться, что на этот раз Клара одобрительно кивнула, полностью соглашаясь с главой их ордена. Вторая по возрасту в городе указывающая считала Шерон легкомысленной девчонкой и недолюбливала ее, хотя и признавала талант ученицы Йозефа. Сейчас она водила пальцами с аккуратно постриженными ногтями по брошенной на стол кожаной куртке.

В комнату вошла Иолата. Ученице Клары совсем недавно исполнилось пятнадцать.

– Как Нора? – спросил ее Йозеф.

Он выглядел уставшим.

– Уснула. – Нос у девушки был смешной, пуговкой. – Как рассветет, я попрошу кого-нибудь из города побыть с ней.

Чувствуя на языке вкус мяты и лесных ягод, Шерон постепенно приходила в себя. Указывающие пришли к маяку, когда все уже было кончено, но она все равно была благодарна им за компанию. Ночь выдалась тяжелой, шторм не утихал, и этот ужасный, грязный, неопрятный дом не добавлял ей хорошего настроения.

– Кто остался дежурить? – спросила она.

– Подняли с постели Матэуша. – У Клары была приятная улыбка. – Сейчас он делает последний обход. Иолата, налей мне, пожалуйста, кипятка. Что там за утопленника принесло?

– Я мало что узнала от него. Корабль пришел из Пограничного за остатками шерсти. Они попали в шторм и налетели на Акульи Зубы. Он сказал, что его вытащили уины.

Клара фыркнула:

– Уины? Во время шторма? Они считают, что мы – их законная добыча. Димитра ведь тоже утащили в такую погоду. Чем этот пришлый лучше его?

Шерон поставила опустевшую кружку на стол:

– Видимо, лучше, раз жив. Мне надо идти. Я в порядке.

Йозеф коснулся ее лба шершавой холодной рукой:

– Хорошо, ученица. Иди. Тебя все равно не остановишь.

– Ребенок мешает твоей работе, – сказала Клара.

Шерон никак не прореагировала на эти слова, хотя сердце ее болезненно дрогнуло.

– Оставь ее, – нахмурился Йозеф.

– Я всего лишь сказала правду, – отозвалась та.

– Правда заключается в том, Клара, что сегодня должна работать ты, а не я. Когда начинается моя смена, я не думаю о ребенке. Ты должна быть очень благодарна, что сегодня я помогла тебе. – Шерон оставалась доброжелательной.

Во всяком случае, внешне.

Она встала из-за стола, взяла лежащий на стуле плащ.

– Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю, – мягко повторила Клара. – У указывающих не может быть собственных детей. Наша миссия брать учеников, а не…

– Найли моя. Так уж получилось. Я о ней забочусь. И покончим на этом.

Шерон застегнула пуговицы, больше не глядя на свою извечную противницу.

Иолата смотрела хмуро, она не любила, когда кто-то сомневается в авторитете ее учительницы. Но Шерон это не трогало.

– Воцлав и Мик доведут тебя, – проронил Йозеф.

– Хорошо. Отправьте кого-нибудь к семье Лукаша. Им надо сообщить.

– Уже сделано. Отдыхай.

Она кивнула и не прощаясь покинула кухню.

Воцлав и Мик были в холле, возле двери, и, когда Шерон появилась, без всяких слов вышли на улицу следом за ней. Небо медленно светлело, и это было единственным изменением. Ветер не успокоился, грязно-серое море бушевало и ревело, дождь лил как из ведра. Поплотнее запахнувшись в плащ, указывающая направилась по каменистой тропинке к холму.

В полном молчании люди добрались до города, когда ночь доживала последние минуты. Мир стал бесцветным, огоньки за стеклами висящих над дверьми фонарей потускнели и казались жалкими, уставшими, вот-вот грозящими погаснуть до наступления следующего вечера.

Но улицы все еще оставались пусты. Жители Летоса предпочитали покидать дома не с первыми лучами, а только после того, как край солнца покажется над морем.

Возле приметного перекрестка Воцлав окликнул Шерон. Она обернулась, и он спросил: