Читать книгу "Друг из Рима - Лука Спагетти"

Эта надежда не оправдалась. Единственным спутником, сопровождавшим меня, была моя меланхолия: такой прекрасный день, но окрашенный горечью из-за отъезда подруги, которую я, возможно, больше никогда не увижу.

У меня дома находился ее самый большой чемодан, который я загрузил в багажник предыдущим вечером, чтобы сэкономить время на следующий день, когда повезу ее в аэропорт. Купив для нее несколько подарков во время моего праздношатания по Риму, я вложил их прямо в чемодан, вместе с письмом. Я не хотел сделать расставание слишком печальным и сугубо официальным и предпочел, чтобы она обнаружила мои сюрпризы и мое послание только когда окажется дома.

И вот завтрашний день настал. Оба мы, как обычно, заранее встретились очень рано утром, в обговоренном месте на набережной Тибра, я – с ее чемоданом в багажнике, она – с тележкой.

Каждый метр продвижения был секундой, вычитаемой из времени пребывания в ее обществе, и тем утром дорога из Рима во Фьюмичино[111]внезапно оказалась невероятно мало загруженной транспортом: за всю мою жизнь у меня никогда не уходило так мало времени, чтобы доехать до аэропорта!

Лиз была опечалена, но с радостью возвращалась домой, и все это, вместе взятое, то, что она была рядом со мной и вполне довольна, создавало мне хорошее настроение.

У стойки регистрации уже змеей извивалась длиннющая очередь пассажиров, вылетающих в Нью-Йорк. Мы дождались очереди Лиз, и только тогда наступил момент прощания. Мы дали друг другу тысячи обещаний поддерживать связь любым возможным способом и тысячи пожеланий на будущее. А затем обещания и пожелания уступили место крепкому объятию, которое значило намного больше, нежели тысячи слов.

Лиз прошла контроль, а я все продолжал следить за ней издалека. Затем с комком в горле пустился в обратный путь. Когда я сидел в машине по пути в Рим, мне пришла в голову мысль послушать «One More Day»[112]в исполнении группы «Diamond Rio» только для того, чтобы посвятить ее Лиз, хотя ее и не было со мной. Я хотел сказать ей, чтобы она осталась еще на один день, уверенный в том, что посредством неизвестно какого телепатического канала это сообщение придет к ней. Но, включив стереопроигрыватель, я сообразил, что там был установлен другой диск: хорошо знакомый аккорд ударил меня будто кулаком в живот, опередив на несколько секунд очень высокий и почти страдающий голос Рэнди Мейснера, который затянул «Take It to the Limit». Опять полились слова: «Вечер был на исходе, яркие цвета перешли в синеватые оттенки… но, ведь ты знаешь, я всегда был мечтателем…»

Я разразился самым настоящим плачем. Слезы текли у меня по лицу, затуманивая дорогу.

«Ты можешь проводить все свое время, зарабатывая деньги, ты можешь проводить все свое время, занимаясь любовью, но когда завтра все это разлетится как дым, останешься ли ты все еще моей?»

«Take It to the Limit» кончилась, я прослушал ее еще раз с начала и пел во весь голос, заливаясь слезами. И я слушал ее вновь и вновь в последующие дни, каждый раз, когда вспоминал Лиз.

Рождество было практически у ворот, сопровождаемое песней «White Flag» Дайдо, в которой по странному совпадению припев кончался словом «сдаваться», и именно на исходе сочельника я вдруг осознал, что ни разу не проинформировал Патрика о своей дружбе с Лиз. Я сообщил ему о первой встрече, о том, что мы понравились друг другу, но мне так и не представилась возможность сказать ему хоть одно слово о том особом сродстве, которое связало нас.

Итак, я отправил ему сообщение по электронной почте, в котором поблагодарил друга за то, что судьба в его лице ниспослала мне Лиз. У меня создалось такое впечатление, что он, подобно фокуснику, извлек из магического цилиндра настоящую подругу: я и представить себе не мог, что буду испытывать подобное сожаление из-за ее отъезда. Я также поделился с ним моими опасениями, что больше не увижу ее.

Ответ Пэта заставил меня подскочить на стуле: «Лука, а не возникло ли между тобой и Лиз нечто большее?»

19. «You've got a friend»[113]

– Что??? Пэт, ты что, совсем сдурел? – это был первый ответ, который пришел мне в голову.

Однако мой друг был прав. Я страшился думать об этом, но настал момент задать вопрос самому себе:

– Лука, а ты не влюбился?

Тем не менее ответ был тем же самым, что я дал Пэту:

– Нет. Мои отношения с Лиз – всего лишь прекрасная дружба, окрашенная особым оттенком. Она явилась совершенно неожиданно. И потом, ты знаешь, Пэт, я ем, пью, болтаю всякую ерунду, но в душе я – романтик с итальянским сердцем, и мне жаль, что моя гостья уехала. Еще раз спасибо тебе за то, что ты подарил мне Лиз.

– Я рад всему этому, – услышал я в ответ от своего друга. – Нам с Шейлой было бы жаль Джулиану, но должен признаться, что написанные тобой слова сильно смахивали на бред влюбленного.

Но теперь мне было известно точно:

– Нет, я не влюбился. А может быть, и так. Но это другая разновидность любви.

Казалось неуместным допускать, что любовь может иметь множество разновидностей. Моей величайшей любовью была Джулиана. Но разве не является любовью то, что родители испытывают к своим детям? Или близкие отношения с дорогим твоему сердцу другом? Или то, что я всегда ощущал к музыке? Или к своему родному городу? Все это другие разновидности любви, которые благодаря Лиз и ее простоте я впервые почувствовал себя вправе допустить.

В этом смысле я любил ее. Я всегда знал, что дружба, зародившаяся в детстве, обладает особой сущностью, и трудно ставить ее на тот же самый уровень с дружбой, которая завязывается во взрослом возрасте, как бы прекрасна и значима она ни казалась. Но с Лиз случилось нечто уникальное: она действительно перевернула все во мне. Хватило немногих месяцев, чтобы создать ощущение, будто она всегда была частью моей жизни, именно такой, какой бывают немногие истинные друзья детства. В этом смысле Пэт, возможно, прав, это что-то большее, более прекрасное, хотя и отличное от того, что я испытывал к Джулиане. И если кто-то хочет назвать это любовью, ну и ладно, пусть это будет любовь. Иная разновидность любви.

В последующие месяцы мои опасения потерять Лиз окончательно отступили: я начал периодически получать из Индии ее письма с новостями, рассказами, ее фотографиями верхом на слоне или в процессе медитации.

Я пребывал в состоянии необыкновенного счастья. И все благодаря Лиз. В век Интернета она вновь взялась за перо. И во мне проснулись этот забытый интерес и вкус к получению писем, приятные волнения в ожидании их, хотя у меня и не было обратного адреса. Так что я должен был дожидаться, когда Лиз переберется на Бали, обзаведется персональным компьютером, и я смогу излить ей свою родственную душу, сообщить, что я получил все, что она послала мне, и рад узнать, что она стала еще счастливее. И конечно же, сказать ей, как мне недостает ее.