Читать книгу "У женщин грехов не бывает! - Ирина Крицкая"

Прямо с сочинского поезда Лера направился в кабинет к чиновнику. У него было несколько банок черной икры и записка от нужного человека. Он потолкался в коридоре, протиснулся, прошмыгнул в дверь, сдал икру и получил бумаженции. До сих пор улыбается, когда вспоминает.

Маму повел чемодан покупать. Она уморила продавщицу: затискала все баулы, каждый замочек открыла, в каждый карманчик сунула нос, попросила самый большой с самой верхней полки. Лера строил глазки на всю галантерею и предвкушал новую жизнь, и боялся первый раз в жизни лететь самолетом.

Мама расплатилась, чек взяла. Лерочка махнул пустым чемоданом.

– Вот увидишь, – шепнула продавщица своей напарнице, – она обязательно вернется и поменяет. Знаю я этих дотошных евреек.

Вернулась мама. Поменяла чемоданчик. Конечно, чего ж не поменять.

Когда мой паспорт штампанули, я поняла, почему меня муж отпустил. В Гурионе мне поставят такой же штамп, и тогда он будет знать точно, «только вирт» у меня или не «только вирт».

Я тогда была жалкой психопаткой, у меня на спине еще не прошли подтеки от ремня, и я боялась, не хотела повторения банкета. Я подняла руки в звенелке и подумала, что надо бы мне сейчас развернуться и быстрее гнать домой, проверить все свое палево, которое я могла оставить в домашних компах. Но я хотела к Лерочке, к тому же последний раз. Ладно, думаю, как-нибудь. И дальше топаю, обуваю назад свои сапоги.

В самолете меня знобило. Я сдала в багаж дубленку, но в майке замерзла. Коньяк был, конечно, я свинтила пробочку с пластиковой бутылки. Анечка меня журнальчиком от стюардессы прикрывала.

Мне вставило быстро, потому что устала, и все смешалось в моей голове. Я вспомнила свою тетку, на детской фотографии, с ногами. К чему? Сейчас-то зачем вспоминать про тетку? Раньше да, раньше мне всегда помогала тетка. Посмотришь на инвалидное кресло – и сразу исчезают все вопросы к своей жизни. И тут опять, после взлета, я вспомнила теткино кресло, и бабку, и «уазик», и шофера.

Я начала сама с собой ругаться: «Да! Я убежала зимой из дома! Потрахаться с Лерой! И что?». «Ира, но тебе ведь объяснили: сначала посинели пальцы, потом вся ступня онемела, а когда бабку пригнали в областную больницу, было уже поздно».

– Чай или кофе? – спросила стюардесса.

– Чай, – я ответила.

Она прошла, и я опять свинтила пробку. Истерила по-тихонькому, мои загоны были похожи на разборки в учительской. Ребенок, нахальная рыжая девочка, огрызалась с консервативной жесткой директрисой. Девчонка визжала: «При чем тут бабка? У нее своя была жизнь – у меня своя». Директриса хватала за горло: «Ты, может быть, желаешь, чтобы и твои дети всю жизнь тебя спрашивали, где отец? И что ты им ответишь? Ушел, потому что ты очень хотела потрахаться с Лерой?». «Да! Хотела!» – тупила девчонка. Директриса душила: «ОК, ты хочешь трахаться с Лерой? Но почему же тебя так пугает какой-то несчастный таможенный штампик?».

Тепло от коньяка опустилось вниз, я согрелась и опять услышала Лерочкин запах. Я его еще помнила тогда, в самолете. Я уже искала его и облизывала губы. Если бы мне сказали тогда: «Зайка, сигани с парашютом, не парься за штампы, – я бы и сиганула. И меня испугало, вот это мое стремление необузданное испугало. Консервативная холодная тварь, живущая во мне, совсем затюкала глупую рыжую Ирочку.

И тогда я замирила. Сама с собой договорилась. Еще разочек открутила пробку, сощурилась в иллюминатор на облака и пьяненько так, беспардонно, попросила: «Господи! Не пускай меня к этому человеку. Если самолет упадет – я не обижусь. Я хочу Леру. Но Ты не пускай». Свет резал мои пьяные глаза, я добавила еще глоток и начала наглеть: «Господи! А если пустишь? Значит… можно?».

Стюардесса подвезла тележку с обедами.

– Ягненок или курица? – она спросила.

Я вздрогнула, не сразу поняла, о чем это она. Мне с моими нервами везде мерещились тайные знаки.

– Ягненок, ягненок, – Анечка сказала, она знала, что я люблю.

Эти сомнения довели меня до трясучки. Когда мы сидели в «Раджане», ждали ключи от номера, у меня начал дергаться глаз. Я обалдела, у меня никогда не было никаких нервных тиков. Я рукой так облокотилась, висок прикрыла ладонью, чтобы не видно было, как я моргаю.

Все бесило меня. Чай принесли зеленый – просила черный. Фонтан журчал под боком – бесил. Понтовый фонтан, с большим страшным сфинксом. Вода лилась из пасти – бесила, и бронзовые люстры – раздражали, и заковыристый орнамент мраморного пола рябил. Куда я попала? Это не мои декорации. Зря я сюда приехала, я это уже поняла. Не нужно было ехать к Лерочке в объезд, если сильно хочешь – надо гнать по прямой.

Рядом курила брюнетка с красными рожками – бесила еще как. Брюнетка-вамп, черные ногти, черная помада и красные рога. Она кого-то увидела на входе и быстро стерла помаду, отдала мне свои рога и побежала. Мужчина, лет сорока, какой-то викинг, поймал ее на руки и оторвал эту бомбу от земли.

Мне стало противно, я пошла искать туалет. Служащий протирал пол. Я поскользнулась:

– Едтрит твое налево! – говорю.

– Туалет? – Он понял, показал направление.

Все, осталось купить местную симку и позвонить Лерочке. Карты я нашла там же, в стеклянном сувенирном магазинчике. Там, где на полках мерзко блестели золотые верблюды, пирамиды, фараоны и всякая египетская ерунда. Где-то рядом, в соседней комнате, курили кальян, и в магазинчик пробивался фруктовый запах. В углу топтались блондиночки.

– Мы просто посмотреть.

У кассы работал молодой араб в длинном мятом хитоне. Живот его выпирал под тонкой тканью, черная шерсть торчала небрежно из глубокого выреза. Я отдала ему свой телефон.

– Мне нужно позвонить в Россию и в Израиль, – говорю.

Араб активировал карту и заодно ощупывал меня своими липкими глазами.

– Вот так вот звоним в Россию… – Он приподнял брови. – Кто у вас в России? Муж?

– Муж, муж… – Я за пальцами смотрела, запоминала код.

– Вот так звоним в Израиль… – он замяукал вкрадчиво. – А в Израиле у вас..?

Мне вдруг очень захотелось с ним поругаться, борзануть где-нибудь на ровном месте.

– …и что?! – я выдвинула челюсть.

– Ничего… Леди очень красивая. Сейчас вы не в России. И не в Израиле. Нужно отдыхать. У нас очень хорошие дискотеки. Мяу…

Блондиночки крутили в руках гипсовую Нефертити, сомневались – Нефертити она или не Нефертити.

– Глобализация, твою мать… – они шептались.

– Ага! У людей уже любовники в Израиле, а мы с тобой в Египет первый раз… И то нахаляву.

Я уперлась в стеклянные двери, не открывались, их почему-то заклинило.

– Кому первому будете звонить? – хохотнул арабчонок.

Лерочке, Лерочке я бежала звонить. Думала, сейчас забегу в номер и сразу наберу, пока никто не мешает. Но я пошла в душ. Стала под теплую воду. Потом завернулась в полотенце и набрала мужа.