Читать книгу "Белый Доминиканец - Густав Майринк"

Ты разрушил лярву, когда потребовал от нее «тайного рукопожатия». Теперь истинный лик навсегда станет для тебя лишь рукоятью магического меча, выкованного из единого куска красного железа, «кровавого камня». Кто обретет этот меч, для того оживет смысл псалма: «Повесь свой меч на пояс, используй во благо истину, содержи страждущих по справедливости, тогда твоя правая рука сможет вершить чудеса!».

XV. Нессовы одежды

Подобно крику орла, сотрясающему высокогорный воздух, подобно снежным глыбам, срывающимся с горных вершин и превращающимся в бурные лавины, обнажающие блеск скрытых доселе ледников, слова моего первопредка освобождают во мне часть моего Великого «Я».

Псалом заглушается свистящим шумом в ушах, очертания комнаты гаснут у меня перед глазами, и мне кажется, что я низвергаюсь в безграничное мировое пространство.

«Сейчас, сейчас я разобьюсь!». Но падение не имеет конца. Со все увеличивающейся бешеной скоростью увлекает меня глубина, и я чувствую, как моя кровь поднимается по позвоночнику и пронизывает череп, выходя сквозь затылок, как сияющий сноп света.

Я слышу треск костей, затем все прекращается. Я встаю на ноги и понимаю: это был обман чувств. Магнетический поток пронзил меня с головы до пят, и во мне пробудилось ощущение, будто я упал в бездонную пропасть.

В удивлении я осматриваюсь вокруг и поражаюсь, что лампа так спокойно горит на столе, и ничего не изменилось! Я прихожу в себя преображенным, как будто у меня появились крылья и, однако, я не могу ими воспользоваться.

Во мне пробудился какой-то новый орган чувств, но я никак не могу осознать, что это за чувство и в чем я сам изменился. Медленно до моего сознания доходит: я держу в руке какой-то круглый предмет.

Я смотрю на руку — там ничего нет. Я разжимаю пальцы — предмет исчез, но я не слышал, чтобы что-то упало на пол. Я сжимаю кулак: вот, он снова здесь — холодный, твердый, круглый, как шар.

«Это набалдашник рукояти меча», — угадываю я вдруг. Я пытаюсь нащупать рукоять и дотрагиваюсь до клинка. Его острота царапает мне пальцы.

Неужели меч парит в воздухе?

Я отхожу на один шаг от того места, где я только что стоял, и нащупываю его. На этот раз мои пальцы трогают гладкие металлические кольца, образующие цепь, обвитую вокруг моих бедер, на которой висит меч.

Глубокое удивление охватывает меня, и оно исчезает лишь тогда, когда постепенно мне становится ясно, что же произошло. Внутреннее чувство осязания, чувство, которое крепко спит в людях, проснулось; тонкая преграда, которая отделяет потустороннюю жизнь от земной, навсегда разрушена.

Странно! Как поразительно узок порог между двумя мирами: не нужно даже поднимать ног, чтобы его перешагнуть! Другая реальность начинается там, где кончается наш кожный покров, и однако, мы не чувствуем ее! Там, где наша магическая фантазия могла бы создать новый мир, она останавливается.

Страстная тоска по богам и страх остаться наедине с самим собой и превратиться в творца своего собственного мира — вот то, что не позволяет людям развить дремлющие в них магические силы. Люди всегда хотят иметь спутников и природу, которые бы их величественно окружали. Они хотят испытать любовь и ненависть, совершить поступки и испытать их действие на себе! Как бы они успели все это совершить, если бы сами стали творцами новых миров?

«Стоит тебе протянуть руку — и ты дотронешься до лица своей возлюбленной!» — что-то жарко манит меня, но мне становится страшно при мысли, что действительность и фантазия — это одно и то же. Ужас последней истины ухмыляется мне в лицо!

Еще страшнее, чем мысль о возможности оказаться жертвой демонической одержимости или погрузиться в безбрежное море безумия и галлюцинаций, пронизывает меня сознание, что действительности нет ни здесь, ни в потустороннем!

Я вспоминаю о тех страшных словах: «Ты видел солнце?», которые однажды произнес мой отец, когда я рассказал ему о своем путешествии в горы. «Кто видит солнце, тот прекращает странствия — он входит в вечность».

«Нет! Я хочу остаться странником и снова увидеть тебя, отец! Я хочу соединиться с Офелией, а не с Богом! Я хочу бесконечности, а не вечности! Я хочу, чтобы то, что я научился воспринимать своими духовными органами — видеть и слышать духовными глазами и ушами, стало реальностью моих телесных органов чувств. Это должно случиться! Так должно произойти! Я отказываюсь стать Богом, увенчанным высшей созидательной силой. Из любви к вам я хочу остаться сотворенным человеком. Я хочу поровну разделить с вами жизнь!». Стремясь защититься от искушения, я в страстном желании протягиваю руки и сжимаю рукоять меча:

«Я надеюсь на твою помощь, Магистр. Я вверяю себя тебе! Будь же ты творцом всего, что меня окружает!». Моя рука так отчетливо нащупывает черты лица на рукояти меча, что мне кажется, будто я переживаю их в глубине моего Духа. Здесь видение и осязание совпадают друг с другом: это похоже на воздвижение алтаря для высшей святыни.

Отсюда бьет таинственная сила, которая проникает в вещи и вдыхает в них душу. Как будто я слышу отчетливые слова, говорящие мне: «Лампа, стоящая там, на столе, — это образ твоей земной жизни. Она освещает камеру твоего одиночества. Вот сейчас пламя ее вспыхивает, но масло в ней скоро кончится». Меня тянет выйти под открытое небо, сейчас, когда вот-вот пробьет час Великого Свидания.

По лестнице я поднимаюсь на плоскую крышу, на которой я часто сиживал тайком еще ребенком, чтобы очарованно смотреть, как ветер превращает облака в белые лица и фигурки драконов.

Я взбираюсь вверх и сажусь на перила.

Город простирается внизу, утопая в ночи.

Все мое прошлое, фрагмент за фрагментом, поднимается во мне и жалобно льнет к моему сердцу, как будто умоляет меня: «Сохрани меня, возьми меня с собой, чтобы я не погибло в забвении и могло бы жить в твоей памяти». Повсюду на горизонте вспыхивают зарницы, как сверкающие пристальные глаза великанов. Окна и крыши домов отражают их пламенные всполохи, предательски освещая меня, как будто указывая: «Вот! Вот! Вот стоит тот, кого ты ищешь!»

«Ты победил моих слуг, теперь я иду сама!» — слышится в воздухе отдаленный рев. Я вспоминаю о госпоже Мрака и то, что мой отец говорил о ее ненависти.

«Нессовы одежды!» — шипит ветер и рвет мое платье. «Да!» — оглушающим ревом подтверждает гром. «Нессовы одежды», — повторяю я, пытаясь понять смысл этих слов, — «Нессовы одежды?». Затем — мертвая тишина и выжидание. Ураган и молния обсуждают, что им теперь предпринять.

Внизу вдруг громко зашумела река, как бы желая предупредить: «Спускайся ко мне! Прячься!». Я слышу испуганный шепот деревьев: «Невеста ветра с руками душителя! Кентавры Медузы, дикая охота! Пригните свои головы, едет всадник с косой!». В моем сердце пульсируют тихое торжество и радость: «Я жду тебя, мой любимый!». Колокол на церкви застонал от удара невидимого кулака. В отблеске молнии вопрошающе вспыхнули кресты на кладбище.