Читать книгу "Магия обреченных - Варвара Клюева"

– Мои подданные поднимут мятеж, если я переведу весь цвет ликанетты на сгорнов, – мрачно предрек владыка. – Ну да ладно, ради дела пожалую вам меру-другую. А что, если ваш план все-таки не сработает? Например, маги, налакавшись бальзама, не захотят говорить о своих секретах, а затянут застольную песню? Или их знаний окажется недостаточно, чтобы проникнуть в Кладезь?

Лорд Региус заметно сник.

– Тогда попробую вытянуть из них все возможные слухи о Бледной нежити. Может, удастся получить сведения, которые помогут понять, с чем мы имеем дело. Или кто-то слышал о Даре, невидимом для айкасов. Но, откровенно говоря, хотелось бы избежать подобных вопросов. Они опасны. Одно дело спрашивать о Кладезе, которым занимаются все, кому не лень, и совсем другое – о Бледной нежити и неявных Дарах. Слишком уж мы откроемся.

– М-да, пожалуй, – согласился Кармал. – А третье средство? Не лучше ли сначала обратиться к нему?

– Нет. К третьему средству я прибегну в самом крайнем случае, – твердо сказал старик и пробормотал себе под нос что-то, явно не предназначенное для ушей владыки. Но слух у Кармала был острый, он сумел разобрать: – Пока остался хоть один способ этого избежать, ни за что не пойду на поклон к Умберу.

Глава 17

Не донеся ложку до рта, Хайна вдруг выпрямилась и настороженно замерла.

– Ну, что опять стряслось, непоседа? – добродушно проворчала Лана, все еще не потерявшая надежды внушить воспитаннице хотя бы некоторые представления о правилах поведения за столом. Можно смириться с тем, что ребенок болтает ногами, елозит по лавке, тайком набивает хлебом карманы и не умолкает ни на минуту. Но неспособность съесть миску каши, не вскочив дюжину раз из-за стола – это уж слишком!

– Айраны! Три… нет, два айрана и лошадь свернули в наш переулок. Колеса у повозки легкие, не телега. Может, это Алмель?

– Ну и слух у тебя! – поразилась целительница. – Я ничего не слышу. Нет, для Алмели еще рано. Четверти луны не прошло, как она приезжала. Ешь, неугомонная.

Но Хайна уже нетерпеливо приплясывала у окна, ожидая появления повозки.

– Точно, Алмель! – закричала она, когда в поле зрения вплыли две белоснежные морды, увенчанные позолоченными рогами. – Ба, я ее встречу, а доем потом, ладно?

– Алмель? Так скоро? Не случилось ли чего? – Лана с кряхтеньем приподнялась над лавкой и начала осторожно выбираться из-за стола. От волнения она пропустила вопрос девочки мимо ушей.

Хайна повернулась к бабушке, но заметила мелькнувшее над частоколом знакомое личико, взвизгнула «Зельда!» и вихрем унеслась на двор, не дождавшись разрешения.

Они с Зельдой не виделись всего пять или шесть дней, но Хайна уже успела соскучиться. Прежде она не представляла себе, как это здорово – дружить со сверстниками. Все дети представлялись ей маленькими чудовищами, злобными и противными. Казалось, они только и ждут удобной минуты, чтобы устроить исподтишка какую-нибудь пакость: обозвать, швырнуть грязью, облить водой, набросать на двор навоза или обмазать им калитку. Ну и Хайна, разумеется, не давала им спуску.

Эта вражда, стойкая и длительная, приучила девочку к мысли, что других отношений с детьми у нее не может быть. Дело ли тут в ее необычной внешности, в том, что она чужачка, или в статусе ведьмы, который она получила, поселившись в доме Ланы, – так или иначе, дети проникались к Хайне неприязнью с первой минуты встречи. Это нисколько не мешало Хайне чувствовать себя счастливой: у нее были Лана и Алмель, которые ее любили, было множество дел по хозяйству и занятий для души, была, наконец, война с местными мальчишками, приносившая свои радости. И только встреча с Зельдой и Вачеком открыла Хайне, как многого она была лишена. Оказывается, с детьми можно играть! Изображать из себя страшных чудищ и отважных воинов, великих магов и гордых владык, крикливых торговок и веселых балаганных зазывал, кузнецов, бочаров, горшечников, купцов, судей… Можно наврать с три короба, описывая миры, где невообразимые твари живут по самым нелепым законам и обычаям. Можно побегать наперегонки, устроить состязание кто дальше спрыгнет с крыши сарая или собьет камнем больше колышков.

Это было сказочно приятное открытие, и Хайна в душе огорчилась, когда Алмель, желая помочь Зельде с Вачеком, забрала их во дворец. Девочка понимала, что для вчерашних нищих это неслыханная удача, но понимала также, что будет здорово скучать по своим новым друзьям.

И теперь она, против обыкновения, не повисла на шее у Алмели и не засыпала ее вопросами и новостями, а всего лишь чмокнула ее в щеку.

– Здравствуй, Алмель! Как хорошо, что вы приехали так скоро! Зельда! Какая ты красивая!

Зельда зарделась от удовольствия. Своим восхищением Хайна, сама того не зная, растопила последний ледок сомнения в душе девочки. До сих пор Зельда относилась к новой знакомой с некоторой опаской, несмотря на благодарность, которую испытывала к ней за спасение брата. Как ни крути, но спасительница была ведьмой, а всякому нагорну известно, что от ведьмы лучше держаться подальше. Никогда не угадаешь заранее, чего от нее ждать. Сегодня она тебя исцелила, а завтра, глядишь, напустит порчу. К тому же Хайна сама по себе была очень странной. Во-первых, она странно выглядела (так же странно и пугающе выглядел бы, наверное, человек с черными белками глаз или, к примеру, зубами). Во-вторых, у нее были странные диковатые фантазии и буйные, совсем не девичьи игры. (Вачека это приводило в восторг, ну а Зельду сильно смущало.) В-третьих, Хайна не знала и не понимала самых простых правил, которым нормальные дети учатся, едва начинают говорить и играть друг с другом.

Любая девочка и любой мальчик стремятся в своей компании верховодить. Если ты отказываешься участвовать в состязании за главенство, то очень скоро к тебе начинают относиться, как к слабаку: шпынять, насмехаться, помыкать. Чтобы избежать этой участи, в компании сверстников нужно строго соблюдать некоторые негласные правила. Например, разговаривать небрежным, слегка скучающим тоном. Ничему не удивляться, не восторгаться, не вопить: «Ух ты! Вот это да!».

Зельда с Вачеком, слишком взбудораженные нападением мальчишек, потрясенные ранением Вачека и его чудесным исцелением, нарушили этот негласный кодекс и тем самым как бы согласились признать превосходство новой знакомой. А Хайна, словно не заметив этого, добровольно отказалась от привилегий главной. Набросилась на них с вопросами, жадно слушала их рассказ, удивлялась, недоумевала, негодовала – словом, вела себя глупо и простодушно, ровно малое дитя. Правда, ни у Зельды, ни у Вачека отчего-то не возникло искушения поднять ее на смех. Возможно, потому что Хайна была ведьмой, а насмехаться над ведьмой – дело опасное. Или потому, что они не хотели выглядеть неблагодарными. А может быть, по какой-то иной, непонятной им самим причине. В общем, смеяться они не стали, зато почувствовали неловкость, которую по мере сил постарались скрыть. Вачеку – младшему, к тому же грубоватому, как все мальчишки, – было проще. Немного поболтав с Хайной, он вполне оценил преимущества прямоты и непосредственности и легко усвоил новый стиль общения. А вот Зельда, которая долго приучала себя взвешивать в разговоре с подругами каждое слово, каждый жест и интонацию, годами оттачивала искусство вести тонкую, полную намеков и двусмысленностей беседу, совершенно не знала, как себя вести. Несколько раз ей приходило в голову, что она, пожалуй, предпочла бы не заводить знакомство с Хайной.