Читать книгу "Цена короны - Татьяна Серебряная"

В следующий миг Амилле показалось, что прямо перед ней треснул незримый хрустальный бокал, и все, кроме нее самой, застыли, точно под взглядом василиска. На лбу у магистра Анволда заблестел пот. Можно было подумать, что и маг, и инквизиторы пытаются усилием воли не дать невидимому бокалу разлететься на куски.

Снова раздался звон, совсем рядом, а потом — пронзительный, невыносимо тонкий свист, от которого заложило уши. Не помня себя от ужаса, девушка завизжала и бросилась на пол, надеясь спастись под креслом. Запах ее собственных духов вдруг сделался одуряющее резким, голова пошла кругом… Воздух вокруг дребезжал, точно стекло. Вжавшись лицом в колени, зажмурившись, Амилла пыталась дышать реже, но сердце колотилось, норовя выпрыгнуть из груди, и жадно требовало воздуха.

Внезапно что-то громко хлопнуло, словно лопнул надутый бычий пузырь, и все пропало. Сквозь отступающую дурноту Амилла почувствовала, как крепкие руки убирают кресло. Другие руки осторожно подхватили ее, и она судорожно вцепилась в рукав грубого серого балахона. Перед глазами все плыло, но самое страшное, кажется, было уже позади.

Отец-экзекутор усадил девушку в кресло. Несколько глотков красного эрладийского окончательно вернули ей силы. Амилла подняла голову. Носатый отец Браам и епископ тихо переговаривались, стоя возле своего магического прибора. Один из экзекуторов, который привел ее, а потом и магистра, хмурился и потирал руки, словно катал что-то в ладонях. Второй по-прежнему стоял рядом и глядел на нее заботливо, как любящий брат на занедужившую сестру. Амилла вопросительно посмотрела на него, снова огляделась… и вдруг осознала, что магистр Анволд все еще стоит неподвижно, устремив взгляд непонятно куда.

Она хотела окликнуть мага, но тут епископ, прервав разговор с дознавателем, шагнул к девушке.

— Приношу свои извинения, прекрасная, — Коот учтиво поклонился ей. — Как вы себя чувствуете?

Амилла заставила себя улыбнуться и запоздало поправила платок.

— Благодарю, мне уже лучше, — ответила она.

— Немногим девушкам в ваши годы доводилось стать свидетельницами магического поединка, — епископ оперся на стол кончиками пальцев. — Вам будет что рассказать детям. Благодарю вас за помощь. Все подозрения относительно вас сняты.

— Но я хочу остаться! — в голосе Амиллы послышалась мольба. — Пожалуйста, ваше светлейшество, разрешите мне присутствовать при допросе магистра Анволда. Возможно, я смогу еще чем-нибудь помочь…

Ее глаза сияли, дыхание участилось. Кожу, нежную, как лучший хавирский шелк и цветом подобную костяному эрладийскому фарфору, тронул легкий румянец. Противиться ее красоте было трудно, почти невозможно… почти.

Епископ покачал головой.

— Простите, магнесса Амилла. Это может быть небезопасно. Кажется, вы уже имели случай в этом убедиться.

— Неужели вы не верите в силу своих людей, ваше светлейшество? Неужели магистр Анволд — самый сильный маг, с которым вам приходилось иметь дело? Я уверена, он не причинит мне вреда…

— Это может быть небезопасно для вашего душевного покоя, ашалла , — Коот выпрямился, давая понять, что разговор окончен. — Отец Фенор…

Вежливый экзекутор подал Амилле руку. Брови у него были очень густые, срастались на переносице и могли сделать грозным и злым любое другое лицо, но только не это.

Когда дверь за Амиллой и ее сопровождающим закрылась, его светлейшество одернул фиолетовую хламиду и сердито посмотрел на «зерцало истины».

— Боюсь, нам придется на время забыть, что Пресветлый заповедал нам: «Будь милосерд к врагам своим», — пробормотал он.

— «Поелику это возможно», — отозвался отец Браам. — Боюсь, магистр Анволд не вовремя вспомнил о том, что лучшая защита — это нападение.

— Не стоит нападать на то, что может тебя защитить… — оставшийся экзекутор коснулся серебристой оправы зерцала. — Но мы не оставили ему выбора.

— Выбор есть всегда, — холодно возразил Хильдис Коот. — Это право, дарованное Пресветлым Сеггером своим возлюбленным чадам. А вот нам выбор предстоит нелегкий. Кому-то придется чистить зерцало, пока не вернется отец Фенор.

* * *

Чистка пользы не принесла. Собственно, и чистить-то было нечего — в этом его светлейшество убедился, когда отец-дознаватель, признав свое бессилие, уступил ему место. Зерцало не откликалось. Нет, оно не превратилось в простой кусок алхимического стекла — епископ чувствовал каждую из сложнопереплетенных нитей заклинания, которое превращало этот кусок в могучее магическое орудие. Они были подобны туго натянутым струнам луры… и странно, что он не мог извлечь из них ни звука.

Хильдису Кооту не раз доводилось наблюдать «оглушенное» зерцало. Инквизиция хорошо умеет хранить свои секреты, хотя это и порождает множество слухов о жестокостях, которые творятся в ее застенках. Что поделать, за все приходится платить, и верные служители Пресветлого Сеггера не исключение. Человеку свойственно стремление делать тайное явным… И он делает, порой по собственному усмотрению, добросовестно выдавая желаемое за действительное. Отцы-инквизиторы снисходительно слушают эти сплетни. Секрет зерцала будет раскрыт еще нескоро.

Однако случалось, что заклинания, которыми маги пытались — пока безуспешно — защитить воспоминания, могущие стать опасными, «оглушали» зерцало. Оно становилось похоже на человека, заткнувшего уши ватой, и после того, как «вату» вычищали, «слух» возвращался.

На этот раз «ваты» не было. Тем не менее, зерцало вдруг стало глухо и немо.

За этим занятием епископа застал отец Фенор.

— Принести новое?

Епископ покачал головой.

— Боюсь, нам придется обойтись без зерцала. Где уверенность, что со вторым не случится то же самое? Мы коснулись какого-то воспоминания, защищенного заклинанием, которое нам незнакомо.

— Вы правы, — мрачно отозвался отец-экзекутор. — Так у нас вовсе не останется зерцал.

— Попробуем по-другому? — Хильдис Коот криво усмехнулся и, сплетя пальцы, хрустнул суставами.

— Но, ваше святейшество…

Он не пытался ни поспорить, ни предупредить епископа об опасности, о которой тот прекрасно знал. Это был всего лишь условный знак, необходимый в присутствии тех, кто умеет читать мысли.

Второй экзекутор взял за руку отца Браама — таким жестом, каким соединяют руки застенчивые любовники. Отец Фенор встал с другой стороны. встал перед неподвижно стоящим Анволдом и протянул руку, словно ждал, что магистр отдаст ему какой-то предмет.

Так прошло… кто знает сколько? Если бы в камере стояли песочные часы, можно было бы услышать, как падают песчинки. Молчание становилось похоже на звенящую, готовую лопнуть струну. И епископ был тем менестрелем, что крутил колок, натягивая ее — медленно, терпеливо, чтобы, избави Сеггер, не порвалась.

И наконец коснулся ее, чтобы родился один-единственный звук. Одно-единственное слово.