Читать книгу "Штампованное счастье. Год 2180 - Игорь Поль"

Я едва не сказал ему «спасибо». Удержался в последний момент. Из-за своего необдуманного поведения я теперь наверняка на примете. Не думаете же вы, что на Службу работал я один? Голову даю на отсечение, среди окружающих меня серых спин таких молодцов не один десяток. Вот тот капрал, к примеру,– он как-то странно на меня смотрит. Я стараюсь гнать от себя мысли о том, что со мной будет после окончания заварушки. Возможно, проанализировав мое поведение, меня попросту спишут. Хорошо еще, если позволят уйти с честью – перед строем, под звуки оркестра. А могут попросту приказать сдать оружие и явиться в медицинский отсек. И никакого тебе наследования. Не будет Ролье Четвертого. Я надеюсь, что до этого не дойдет. Но все равно противный холодок нет-нет да и промелькнет внутри. Мы ведь лишены страха смерти, а не позора. Я убеждаю себя, что спасаю потенциального информатора. Закладываю почву для вербовки. Неужто все полевые агенты контрразведки со временем начинают презирать пехотных офицеров?

– Мэм! Узнаете меня? Садитесь в последний вагон. Этот поезд идет в Москву. Нельзя вам тут.

– В Москву? – переспрашивает она, глядя на меня снизу. Поза ее не изменилась, руки по-прежнему безвольно свисают с колен.

– Да. Где ваш напарник? Он жив?

– Не знаю. Я искала, но меня никуда не пускают. Даже ударили. Вот сюда.– Она, не глядя, тычет пальцем в бок.– Чертовы придурки. Теперь мне больно глубоко дышать.

Наш взвод уже достиг своей очереди и вот-вот начнет погрузку. Я сжимаю кулаки.

– Мэм, я должен бежать. Мэм, поторопитесь. Здесь вам опасно.

– А там?

– Там? Там не знаю, мэм,– растерянно отвечаю я.

– Что ты заладил, солдат, «мэм» да «мэм». Лиз меня зовут. Помоги-ка встать.

Я перехватываю винтовку раненой рукой и рывком вздергиваю на ноги легкое тело. Не знаю, что со мной, но я чувствую, как эта женщина смертельно устала. Мое тело продолжает меня удивлять, я и не подозревал, что у меня есть способность к эмпатии. Я тяну ее за руку, она делает несколько вялых шагов, потом встряхивается и медленно идет дальше самостоятельно.

Я произношу ей вдогонку:

– Пожалуйста, не разговаривайте с солдатами, мэм. Это запрещено. Если спросят – вам разрешил ехать лейтенант Ардан из Пятой пехотной. Последний вагон, мэм.

– Ардан. Пятая пехотная. Последний,– повторяет она машинально. Потом оборачивается: – Сколько раз тебе говорить, чурбан! Я Лиз. Лиз Гельмих.

– А я Жослен Ролье Третий.– Я смотрю вниз, мне трудно выдержать ее прямой взгляд. Кажется, она даже не мигает. И тогда я добавляю: – Рядовой…

А потом поднимаю глаза и вижу, что она про меня уже забыла. Идет себе тихонько, прижимая шлем локтем, помахивая грязными перчатками, ни на кого не обращая внимания, солдаты, с лязгом сшибаясь на бегу телами, вынужденно уступают ей дорогу, сержанты недоуменно смотрят ей вслед. Странное чувство внутри, похожее на досаду,– она могла бы мне сказать простое «спасибо». Я пытаюсь преобразовать досаду в злость. Злость – более привычное для меня чувство.

Я спохватываюсь и бегу на погрузку, стараясь не потревожить руку. Медик предупредил, чтобы я в течение часа не делал резких движений – в этот период наноботы с пластыря зарастят пулевое отверстие. Боль временами возвращается, плечо начинает печь, будто вместо пластыря к ране приложили раскаленный уголь.

Подражая сержанту с грубой заплатой выше колена, ложусь на пол ногами по ходу движения: такблок предупреждает, что с некоторых станций еще стреляют. Поезд набирает ход совершенно неслышно. Только на виражах тело немного тянет вбок.

– Внимание, сводный взвод, ознакомиться с обстановкой. Даю пакет,– нарушает сонную идиллию лейтенант.

Я послушно просматриваю сведения из района боевых действий. Ого, да тут и про нас есть! «Третий батальон Десятой пехотной полубригады ценой значительных потерь захватил плацдарм в районе гор Уэллса, подавил наземные зенитные средства, ворвался в туннели планетарной транспортной сети, остановив движение поездов, и, удерживая плацдарм в течение десятичасового напряженного боя с превосходящими силами противника, обеспечил возможность высадки третьего батальона Пятой пехотной бригады. Через два часа были взяты под контроль основные станции сети на маршруте Москва – Марбл-сити, расчеты зенитных батарей мятежников в их районах уничтожены. В настоящее время производится высадка десанта на два плацдарма в непосредственной близости от городов при незначительном сопротивлении противника. Артиллерийские корабли Флота блокируют порты, передовые подразделения Легиона продвигаются к ключевым точкам городов. Наблюдаются множественные попытки повстанцев покинуть орбиту Весты на малых судах. Попытки пресекаются эсминцами Флота из состава экспедиционной эскадры».

Надо же – «ценой значительных потерь»! До сих пор я не имел случая задуматься над формулировками сводок. От нашего батальона осталось едва половина отделения, и все выжившие ранены. Можно сказать, батальон практически перестал существовать. И почему меня так колет эта сухая фраза? Вроде бы я должен гордиться: мы оказались на острие удара, о чем многие могут только мечтать. Может, все дело в том, что в сводке наши потери упоминаются вскользь, как нечто не имеющее важного значения? Но тут следующее сообщение шибает меня под дых, и я временно перестаю соображать.

«В десантной операции особо отличились бойцы первого взвода первой роты третьего батальона Десятой пехотной полубригады под командованием лейтенанта Криса Бейкера Восьмого. Лейтенант Бейкер Восьмой в ходе боя пал смертью героя. Первым в расположение противника, рискуя жизнью, ворвался рядовой первого класса Жослен Ролье Третий. Напомним, что аналогичным образом рядовой Ролье отличился при захвате энергостанции „Луна-5“…»

И так далее. Дальше я не слушаю. Жар от раны растекается по всему телу, грозя расплавить электронику скафандра. Черт возьми, я добился своего! Доктор будет доволен. Теперь меня наверняка повысят. И кроме того, таких везунчиков за всю историю Легиона едва ли два десятка наберется! Теперь и я в их числе! Предчувствие большой и ласковой волны, что вот-вот подхватит и вознесет меня на вершины блаженства, подступает к горлу. Я рад и горд так, что готов обделаться. Но тут я ловлю на себе внимательный взгляд сержанта с простреленной ногой. И воспоминание о тех муках славы, что мне пришлось недавно испытать, окатывает меня ледяной водой. Я с тоской представляю, что меня ждет после окончания операции, и радужное настроение начинает быстро тускнеть. Трудно поднять глаза, кажется, что меня сверлят взглядами бойцы со всего вагона. Краска стыда заливает щеки – меня настигает раскаяние за то, что я сделал. Я выполнил задачу ценой смерти своих товарищей. А тех, кто только что геройски погиб, я еще недавно брал на карандаш. Я мучительно завидую окружающим – они должны быть счастливы, не испытывая последствий раздвоения личности. Их боевой дух превращает меня в жалкое подобие солдата. В тень.

Теперь за моей спиной будут шептаться, будто я избран Богом. В том, что мне повезло в первый раз, можно усмотреть случайность. Второй раз – это уже система. Я трусливо думаю, что наш Бог не всегда справедлив. Я стал первым совершенно незаслуженно. Кому, как не мне, знать свои возможности? Сотни ушедших сегодня парней были по-настоящему достойны этой чести. А вместо них на пьедестал почета взобрался я – особь со скрытым дефектом, лживое двуликое существо.