Читать книгу "Сальто - мортале - Виктория Токарева"

Последовала минута молчания.

– И я тоже должен ехать в Склифосовского? – спросил малознакомый гость.

Он обратился в никуда, и ему не ответили. Никто точно не знал, что он должен, а что – нет. Каждый мог отвечать только за себя.

– Надо вызвать машину, – предложила красивая подруга хозяйки.

– Зачем? – с осуждением спросила некрасивая подруга, так как любая конкретность в этой ситуации выглядела неуместной.

– Ну не пешком же мы пойдем в Склифосовского?

– С Новым годом! – поздравила с телеэкрана нарядная дикторша.

Гости новогоднего «Огонька» сдвинули разом тяжелые фужеры с шампанским. Раздался нежный хрустальный звон, записанный, видимо, отдельно, потому что шампанское съедает звук и наполненные фужеры звучат глухо и коротко.

– А между прочим, с Новым годом! – как бы извиняясь, сказал пятидесятилетний легкомысленный Шурка Петров, всеобщий любимец. Он был в полтора раза старше остальных, но не замечал этого. А может, не знал, и ему не сказали.

– С Новым годом, – согласились остальные и, продолжая стоять, открыли шампанское.

Пробка не взлетела в потолок, как бы понимая неуместность высоких траекторий, а отделилась скромно, с сухим щелчком.

Все не торопясь выпили шампанское и вернули фужеры на скатерть.

На скатерти был расставлен старинный сервиз, на котором синим по белому были изображены картинки из прежней жизни: женщины – в кринолинах, мужчины – в париках с косичкой.

В центре стояла ваза с салатом. Если внимательно вглядеться, то можно разобрать, из чего салат составлен: картошка, морковка, зеленый горошек, крутое яйцо, отварное мясо, свежий огурец, соленый огурец, грецкий орех, яблоки, зеленая петрушка, и все это вяло утопало в майонезе.

Рядом на блюде лежала бледная осетрина с желтыми нежными прожилками и даже на вид была пресной.

Запеченная баранья нога выглядела красновато-коричневой. Гусь – оранжево-желтым. Белые грибы были маленькие, замаринованные вместе с ножками.

– Поехали! – напомнила хозяйка дома.

– А куда? – спросил глуповатый дальний родственник.

– К Рудику. В Склифосовского, – терпеливо объяснила хозяйка.

– В Склифосовского, но не к Рудику, – поправил дальний родственник. – К Рудику вас никто не пустит.

– Не пустят, – компетентно подтвердил Эдик, как будто побывал в больнице и знает внутренние распорядки.

– Ну, в приемной посидим, – сказала некрасивая подруга.

– Можно, конечно, и на улице постоять. Но какая Рудику от этого польза? – спросил дальний родственник. – Какая ему разница, где мы будем стоять: там или тут?

– Но должны же мы проявить… – Алик запнулся, подыскивая нужное слово, – солидарность…

– Ты можешь из солидарности выйти на улицу и броситься под машину, – сказала красивая подруга. – Но Рудику от этого легче не будет.

– Что ты предлагаешь? – спросила хозяйка.

– Врача. Ему нужна не ваша солидарность, а хороший специалист.

– У нас есть лучший специалист! – закричала жена легкомысленного Шурки. – Он профессор, академик, член-корреспондент. Член восемнадцати королевских обществ.

– А разве на земле есть восемнадцать королевств? – спросил малознакомый гость.

Он снова спросил в никуда, и ему снова не ответили.

Шурка Петров кинулся к телефону и стал звонить лучшему специалисту. Все с надеждой смотрели на его лицо. Шурка был похож на добродушного сатану.

– Занято, – сказал Шурка. – Поздравляют, наверное. Со всего мира звонят.

– А между прочим, неудобно, – сказала вдруг Шуркина жена. – Звонить старому человеку среди ночи и отсылать его на другой конец Москвы. Не так уж мы его хорошо знаем, и не такие уж у нас отношения.

– Но если от этого зависит жизнь человека, – возразил хозяин, как бы оказывая на Шурку давление.

– Между прочим, в Склифосовского свои специалисты, – сказала Шуркина жена, – и, посылая своего, мы как бы оказываем недоверие им. Это даже неэтично.

– Но если внутренние специалисты будут знать, что Рудик не с улицы, они совершенно иначе к нему будут относиться, – сказала некрасивая подруга. – Это человеческая психология.

– Так все с улицы. Отделение дорожных травм, – компетентно заявил Эдик.

– У врачей своя психология, – заметил дальний родственник. – Они во всех случаях сделают все, что от них зависит.

– Но что же делать? – в отчаянье спросила хозяйка. – Мы ведь не можем ничего не делать!

– Надо позвонить в Склифосовского, навести справки.

– Звони! – приказали Шурке, поскольку он сидел возле телефона.

– А куда звонить?

– Узнай по ноль девять.

– Что – по ноль девять?

– Ну, спроси сначала институт Склифосовского. Потом спроси отделение травматологии, – руководил Эдик. – А потом позвони туда и узнай конкретно про Рудика.

Шурка стал звонить ноль девять.

– Занято, – сказал он. – Поздравляют, наверное.

– В справочном не поздравляют.

– Почему? Что там, не люди?

По телевизору объявили Аркадия Райкина.

Все отвернулись от Шурки и стали смотреть на экран.

– Иди в другую комнату, – попросила его жена. – Ты нам мешаешь и отвлекаешься сам.

Шурка взял аппарат и, волоча за собой шнур, поплелся в другую комнату.

– Давайте ешьте! – распорядилась хозяйка. – Баранину можно есть, только пока она горячая. А то потом жир стекленеет.

Все подвезли свои стулья к столу и во мгновение растащили баранью ногу по тарелкам.

Какое-то время было тихо.

– Как ты делаешь ногу? – спросила Шуркина жена.

– Я ее вымачиваю в лимоне.

– А я в уксусе.

– Уксус это не то. Уксус – химия.

– Я понимаю диких зверей, – сказал Эдик, обгладывая кость. – Я иногда жалею, что у меня язык не такой, как у волка.

– А какой язык у волка?

– Вроде напильника. Вы когда-нибудь видели, как он полирует кости?

Все отвлеклись от тарелок и попробовали представить себе то, о чем говорил Эдик.

– А у Рудика есть семья? – спросила некрасивая подруга.

– Жена.

– Бедная…

– Бедный Рудик.

– Ему уже все равно.

– Давайте выпьем.

Все выпили и потянулись к грибам, и семь вилок встретились на одной ограниченной территории.

Красивый певец в телевизионном экране пел песню о неудачной любви. Певец ассоциировался с героем песни, и всем казалось, что он поет про себя.