Читать книгу "Мародер - Виталий Забирко"

Злата прошла в гостиную, и я с подносом последовал за ней, откровенно любуясь ее фигурой. Хороша Маша, да не наша…

Усадив гостью, я откупорил пиво, налил ей бокал, пододвинул тарелку с лангустом… В общем, обслужил, как заправский официант. И чем больше я вертелся вокруг нее, сюсюкая на манер полового, тем больше она смущалась.

– Сядь, пожалуйста, – наконец попросила она. – Не люблю угодливость даже в ерничанье.

– Как прикажете.

Я бросил полотенце в кота, растянувшегося на диване, и плюхнулся на стул напротив Златы.

– По пиву? – предложил, поднимая бокал. – Между прочим, пиво отменнейшее!

– Егор… – укоризненно покачала головой Злата.

– Это не угодливость, а констатация факта.

Я сделал громадный глоток и причмокнул.

Девушка пригубила бокал, аккуратно слизнула с губ тоненькую полоску пены.

– Действительно, хорошее. – Она отрезала кусочек лангуста, положила в рот. – Между прочим, – призналась она с милой непосредственностью, – я сегодня с утра не ела. Голодная…

– Так за чем дело стало! – с воодушевлением выпалил я. – Налегай! Лангустов, правда, больше нет, зато бутербродов навалом.

Хотел добавить: «Кушайте, кушайте, гостья дорогая!», но, вспомнив, как она меня одернула, прикусил язык.

Пару минут мы ели молча, как вдруг она неожиданно спросила:

– У тебя было тяжелое детство?

– С чего ты взяла? – удивился я.

– Ты быстро ешь.

Я рассмеялся.

– А при чем тут тяжелое детство?

– Быстро и в то же время чрезвычайно аккуратно. Крошки практически не падают, а если падают, то левая ладонь машинально подергивается, будто хочет подхватить.

Я иронично покачал головой, про себя невольно отметив, что глаз у нее острый. Наблюдательная девочка.

– Ну и фантазерка! Романы писать не пробовала? Как редактор, могу поспособствовать изданию.

Ничего и никому я, естественно, рекомендовать не мог. Но «легенду»-то надо как-то поддерживать?

– Что ты! – испуганно замахала руками Злата. – Какая из меня писательница? Для этого нужно иметь талант.

– Не скажи, – не согласился я. – У нас сейчас каждый, кого в школе грамоте выучили, считает себя писателем. Умеет буквы писать, значит, писатель. Опубликуют любую чушь.

– Не верю, – как-то неубедительно возразила Злата.

– К сожалению, правда…

Я развел руками, и тут на меня накатило. Словно черт за язык дернул.

– Могу по теме предложить сюжет. Я – пришелец из другого времени, неандерталец. Жил в пещере, потому и ем не соблюдая приличий.

В глазах Златы мигнули озорные огоньки.

– А почему тогда не волосатый?

– Бреюсь вовремя.

– А…

– А гнилые зубы стоматолог поменял на фарфоровые.

Злата усмехнулась, покачала головой.

– В пришельцев из будущего еще можно поверить, но из прошлого? – рассудительно заметила она. – Каким образом неандерталец мог попасть в наше время? Из чего он соорудил машину времени в каменном веке?

Предположение о «пришельце из будущего» меня отрезвило. Как накатило, так и схлынуло. Язык мой – враг мой… Болтай, парень, неси чушь, но не зарывайся. Из чуши можно извлечь зерно истины. Племя неандертальцев было людьми, которым постанты разрешили перебраться оттуда в каменный век с условием, что они отправятся без каких-либо орудий. В чем мать родила. Естественно, что развращенный веками цивилизации Homosapiens не смог приспособиться к дикой природе и конкурировать с многочисленными племенами амбициозных питекантропов. Впрочем, будь иначе, им бы не разрешили уйти оттуда. Палка о двух концах: либо ты не вмешиваешься в ход истории и тебе позволяют жить в прошлом, либо тебя вытирают. Но даже на таких условиях в каменном веке лучше, чем там. Если уж вымирать, то лучше в естественных условиях.

– А это, дорогой мой автор, тебе решать! – нашел я выход из положения. – Я только идею подбросил.

– Дурацкая идея, – не согласилась Злата. – Скорее твой кот – потомок саблезубых тигров, чем ты – неандерталец… Ой, я только сейчас заметила, какие у кота зеленые глаза!

Я медленно повернул голову к дивану и увидел, что глаза у котищи-тени действительно зеленого цвета. Откуда у него зеленая краска? На зеленку не похоже, да и нет в доме зеленки. Опять где-то нашкодил…

Бросив взгляд на Злату, я понял откуда. Мужчины отличаются невнимательностью, и я не исключение. Только сейчас увидел на веках девушки ретушь зеленого брасматика. А сумочка – вот она, на спинке стула.

Котище, заметив, что на него смотрят, встал, выгнулся дугой, потянулся, затем лениво спрыгнул с дивана и направился к Злате.

– Иди сюда, котик! – умильно позвала Злата и постучала себя по коленям.

– В нем двадцать килограммов живого веса, – предупредил я.

Напрасно предупреждал, но не потому, что тень научилась становиться невесомой, – по своим габаритам она не смогла бы поместиться на коленях девушки.

Котище одарил меня сумрачным взглядом, подошёл к Злате, стал на задние лапы и положил голову ей на колени.

– Ой ты, котик, какой! – потрепала его за загривок Злата. – Ласковый…

Котище прижмурился и заурчал. Правая передняя лапа охватила девичьи колени и начала их мять. Вот, скотина, опять за свое! Скотина во всех смыслах, как в прямом, так и переносном. И что он, спрашивается, может найти в женских коленях?

Спросить: «А мне так можно?» – я не осмелился. Только и нашелся, что сказать:

– У, Сатана!

Я ему не завидовал. Я ревновал. Хотя не имел на это никаких оснований.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Ничего у нас не было. И намека. А что могло быть, если котище постоянно ластился к Злате и она предпочитала его общество моему? Даже со своей белой кошечкой пообещала познакомить. Мы посидели, поговорили о пустяках, попили пива (Злата на самом деле выпила не больше стакана), а затем она ушла. Я проводил ее до двери и взял твердое обещание, что она позвонит.

Когда дверь закрылась, ощущение было такое, будто лязгнула дверь в тюремную камеру и я оказался один в замкнутом пространстве. Даже свет вроде бы померк, а на душе стало тоскливо и одиноко.

Я подошел к зеркалу и увидел в нем унылую физиономию разочаровавшегося в жизни человека.

– Да ты, пиллиджер, никак влюбился? – спросил я у своего отражения.

Вопрос не вызвал отторжения, да и как может вызвать отторжение констатация факта? Еще неделю назад я бы ужаснулся и попытался в зародыше задавить в себе это чувство.