Читать книгу "Рыбья Кровь и княжна - Евгений Таганов"

— Да какой из меня воевода? — Староста, казалось, возражал не только лицом, но всем своим крепким коренастым телом. — Кто ж меня из гридей послушается? Да и вообще… Вас всех сейчас больше, чем нас, — невольно вырвалось у него.

— Зачем тогда вечевой колокол вешали? Нет уж, раз повесили, берите и власть в руки, — убеждал Дарник. — Сначала только на лето, а потом и на все время. Забыл, что не вы мне служите, а я вам? И с гридями уладим. Городское войско пусть на стенах сидит, а тебе выделим особую стражу для порядка в Липове.

— Да кто меня слушаться будет? — твердил Охлоп. — Я их в поруб, что ли, сажать буду?

— Надо будет, и в поруб посадишь. В общем, решено. Теперь слушай, что тебе делать дальше… — И Молодой Хозяин стал объяснять старосте, как ему вести себя впредь на думных советах.

Привычка Дарника не слишком откровенничать о своих планах с кем бы то ни было сослужила в данном случае хорошую службу. Уже на ближайшем совете Охлоп выступил и сказал, что нужно посылать холостяков в Перегуд, оба Туруса, Малый Булгар и Северск, а оттуда забирать женатых гридей. Воеводы и тиуны не могли поверить своим ушам. Особенно когда князь тут же отдал распоряжение Кривоносу и Меченому именно холостяков набирать с собой в Перегуд и Турус.

Дальше все продолжалось в том же духе. Отныне все, что говорил на советах староста, было дельно и умно. Думцы-советники, уже прослышав, что Охлоп останется наместником, когда войско двинется в поход, относили его бойкость за счет желания доказать всем свои скрытые способности. Один Фемел догадывался, в чем дело:

— Свои мысли вкладываешь в чужие уста. Смотри, как бы народ, в самом деле, не поверил, что ты сам для Липова уже не очень нужен.

— Я когда-то тоже думал, что если много сокровенного высказать, то потом у самого ничего не останется, — признался ромею князь. — А получается наоборот: чем больше важного я из себя выдаю, тем больше оно во мне снова появляется.

3

— Через два дня годовщина нашей свадьбы, — объявила мужу Всеслава.

По нарочито спокойному голосу Дарник тотчас почувствовал, как серьезно она ожидает его ответа. Однажды на подобный вопрос Шуши он отделался веселой шуткой и получил от наложницы порядочный нагоняй.

— Я помню, — соврал он на этот раз. — Даже выбрал тебе подарок.

— Правда?! — растрогалась княжна. — А мне казалось, что такие вещи ты не можешь помнить.

— А еще мне Фемел недавно сказал, что князья не должны быть счастливыми семьянинами, — Дарник хоть таким образом высказал свою скрытую насмешку.

— Это почему же? — возмутилась жена.

— Если князь сильно радеет о семье, то, значит, княжеству служит вполсилы.

— Какие глупости! Если от Фемела наложницы к десятским убегают, то пусть всех с собой не равняет, — проявила свою осведомленность Всеслава. — А кроме подарка что?

— А что ты хочешь?

— Я хочу, чтобы ты придумал что-то особенное.

— Обязательно, — с легкостью пообещал он.

Однако уже через час у него волосы зашевелились на голове от чрезмерных умственных усилий. «Что-то особенное» означало, что до сих пор ничего особенного не было. Забыв про все срочные и не срочные дела, он безостановочно думал над решением такого вроде бы совершенно пустячного дела и ничего не мог выбрать. Вечером, когда Дарник обходил с проверкой стену Войскового Дворища, его взгляд остановился на ребятишках, что шумно скатывались на санках по крутому склону на лед Липы. С завистью смотрел на их восторг и мельком подумал, что и княжне так покататься понравилось бы. Немного позже эта мысль стала обрастать дополнительными подробностями, и к ночи «что-то особенное» выстроилось окончательно. Правда, наутро весь план представился совершенно невыполнимым из-за того, что неизбежно надо было посвящать в него телохранителей и кое-кого из тиунов.

«А почему я должен им что-то говорить?» — чуть позже, рассердившись, спросил он сам себя и весь день занимался бурной тайной деятельностью. Самым трудным оказалось достать сонного зелья и обычных съестных припасов. Хорошо еще, что дворские рабы и слуги-рядовичи знали любовь князя к уединению и лишний раз ему старались на глаза не попадаться, так что он иногда мог оставаться совсем один. Задуманное все равно могло сорваться, если бы ребятня разобрала свои санки по домам, но, выглянув в вечерних сумерках из-за восточного тына, Дарник с облегчением отметил, что пять или шесть детских санок остались валяться у подножия берегового склона.

Наступила ночь. В княжеском доме затихли все звуки. Дарник дал жене как следует заснуть, затем, не зажигая свечей, стал собираться. В котомку с едой засунул инструменты и веревки, в другой мешок затолкал одеяла и запасную одежду, после чего осторожно разбудил Всеславу.

— Что? — спросонок не поняла та.

— Пошли. — Он протянул ей платье и сделал знак сохранять тишину.

Все поняв и ни о чем больше не спрашивая, княжна быстро оделась. Закинув на плечо котомку и взяв под мышку мешок с одеялами, Дарник осторожно открыл дверь. Навстречу им сунулся Пятнаш, здоровенный пес-волкодав, привезенный из Корояка княжне вместе с приданым.

— Бери его с собой. — Дарник протянул жене короткий поводок. — Только чтобы не лаял.

Всеслава привязала поводок к ошейнику Пятнаша и повела его за собой. В караульной, привалившись спинами к горячей печке, спали два арса-охранника. На столе уликой стояли пустой кувшин с квасом и глиняные кружки. Еще двое спящих арсов повстречались им на нижнем ярусе у входной двери. От княжеского дома до берегового тына было не больше полусотни шагов. На другой стороне Дворища у стены гридницы залаяли сторожевые псы. Пятнаш, повизгивая от драчливого нетерпения, дернулся к ним, Всеславе с трудом удалось его утихомирить.

Дарник повел их к тому месту в береговом тыне, которое можно было увидеть со сторожевой башни, только если хорошо высунуться из бойницы. Разумеется, в морозную ночь даже у самого бдительного стражника вряд ли могло возникнуть такое желание. Поднявшись на приступок, Молодой Хозяин перекинул за тын котомку и мешок. Потом обвязал пса веревкой поперек туловища и тоже спустил на береговой склон. Вторую веревку он ни к чему не привязал, а просто серединой зацепил за бревенчатое острие, а концы перебросил наружу.

— А мне как? — недоумевала княжна.

Рыбья Кровь вынул из-за пазухи прочную домотканую материю и, скрутив жгутом, связал ею кисти рук жены. Оседлав тын, он повесил Всеславу с помощью связанного кольца рук себе за спину и по сложенной вдвое веревке стал спускаться вниз. Через минуту они уже стояли на речном льду. Все прошло так стремительно и ладно, что князь даже сам удивился своей сноровке — словно каждый день только и делал, что похищал собственную жену.

— Вот это да! — Всеслава вполне разделяла его гордость. — А теперь куда?

Дарник огляделся. Луна пряталась за облаками, но и без нее все было прекрасно видно в синем отраженном снегом свете. Сдернув с тына веревку, он выбрал одни из санок, что попрочнее, и впряг в них Пятнаша. В детстве ему приходилось уже вот так запрягать в санки собак, поэтому связывание сбруи на крутящемся волкодаве не заняло много времени.