Читать книгу "Сильнее смерти - Лора Бекитт"

– Кандзаки-сан, как вы думаете, где тот, настоящий, пленник? Жив ли он?

Кандзаки молчал. В его глазах мерцал странный свет, похожий на блеск глаз ночного хищника. Если начать официальное расследование, виновный найдется очень быстро. И это наверняка окажется кто-то из своих. Неслыханный позор! Предатель и его ближайшие родственники будут казнены, а род предан забвению. Самого Кандзаки, как главу клана и командира гарнизона, признают ненадежным вассалом (и это – после стольких лет преданной службы князю!), а хуже этого ничего быть не может. На восстановление чести рода уйдут многие годы – не одному поколению придется прозябать в бесславии и нищете.

По прошествии нескольких дней, когда Масако и Аяко сидели в комнате Мидори и шили, девушка как бы между прочим спросила мать:

– Скажите, матушка, чей это герб? – И подробно описала рисунок.

– Не знаю, – сказала Масако, – я в этом не разбираюсь. Возможно, Мидори-сан сможет тебе ответить?

Мидори покачала головой, но через минуту промолвила:

– Где ты видела такой герб, Аяко-тян?

– Нигде, – тихо сказала девочка.

– Их вышивают на доспехах, – спокойно произнесла Мидори.

Аяко сильно покраснела, низко опустила голову и промолчала. Она без того совершила ошибку, сболтнув лишнее. Да, ей велели хранить тайну, но девичье любопытство взяло верх…

Однажды поздним вечером, когда Аяко собиралась войти в дом, ее тихо окликнули. Она повернулась и, увидев стоявшего возле стены человека в темной одежде, сначала испугалась, однако в следующий момент успокоилась, узнав своего отца.

– Аяко, – повторил он, – иди сюда.

В его голосе, взгляде, во всей фигуре было что-то настороженное, напряженное, тревожное. Когда она подошла, Акира сказал:

– Сходи в дом и возьми что-нибудь посветить, только так, чтобы никто не заметил, а потом возвращайся назад.

Девушка вернулась очень быстро, держа в руках масляный светильник, и вопросительно уставилась на отца.

– Тебя никто не видел?

Аяко помотала головой (в тот день в доме царила страшная суматоха, поскольку у Мидори начались роды), и Акира коротко приказал:

– Идем.

Она пошла за ним в темноту. Еле слышно трепетала листва деревьев, горы на горизонте казались сгустками мрака, а над головой холодно сияли лучистые точки звезд. Акира ничего не говорил о том, куда они идут и зачем, и Аяко не смела спросить. Ее успокаивало то, что они находятся в крепости, в привычном, знакомом с детства мире.

Внезапно она увидела впереди что-то большое и черное и остановилась вслед за отцом. Аяко никогда не бывала в этом месте, хотя слышала о нем. Подземная тюрьма, точнее, некая тайная ее часть, где, чтобы не привлекать лишнего внимания, всегда стоял только один часовой.

– Аяко, – прошептал Акира, – ты его знаешь, это Синдзи. Можешь ли ты придумать что-то такое, чтобы он на время покинул свой пост? И… чтобы ничего не заподозрил?

Сердце девушки болезненно сжалось. Рука, державшая светильник, дрожала.

Немного подумав, Аяко шепнула:

– Смогу.

– Тогда иди. Я подожду тебя здесь.

В тоне отца наряду со скрытой тревогой угадывалось безграничное доверие, порожденное не только безысходностью, но и чем то другим – осознанием кровности, неистребимой родственности душ. Аяко поняла: если ей будет грозить опасность, он спасет ее любой ценой.

Она скользнула вперед. Стоявший в карауле молодой самурай резко повернулся в сторону прорезанной желто-алым светом тьмы. Увидев девушку, он успокоился и подождал, пока она подойдет.

– Аяко-сан! – почтительно произнес он. – Что вы здесь делаете?

– Я ищу своего котенка. Он убежал в заросли. – Она показала в сторону растущего у дальней стены густого кустарника. – Не могли бы вы мне помочь, Синдзи-сан? Я боюсь туда идти.

Юноша заколебался. Ему очень хотелось услужить дочери своего командира. К тому же девушка ему нравилась, она казалась такой прелестной в своем вышитом тончайшими серебряными нитями бледно-зеленом наряде. Да и ее отец далеко не последний человек в войске князя!

– Ладно, Аяко-сан! Только могу я попросить вас постоять здесь? Если появится кто-то посторонний, громко кричите, и я услышу.

Едва молодой человек скрылся во тьме, она увидела отца. Он что-то тащил, напрягая все силы. Свалив ношу у неприметного входа в подземелье, устало вытер лоб. Опустив взгляд, девушка увидела неподвижное молодое лицо, в бледном отблеске луны казавшееся вырезанным из кости. Этот человек был мертв. Аяко задрожала, онемев от страха.

– Пойдем вниз, – сказал отец, – будешь мне светить.

И снова взвалил тело себе на плечи. Аяко с трудом спускалась следом за ним по высеченным в камне, стершимся ступеням.

На сыром, холодном полу темницы лежало другое тело, и Акира быстро снял с него доспехи. Аяко стояла рядом, держа в руках светильник. Она рассматривала вышитый яркими нитками герб, совсем не такой, какой привыкла видеть на доспехах воинов князя Аракавы. Надев панцирь на принесенного с собою мертвеца, отец взвалил другое тело себе на плечи.

– Все, Аяко! – выдохнул он. – Идем!

Едва Акира скользнул в заросли, как вернулся Синдзи и развел руками: никакого котенка!

– Ничего, Синдзи-сан, – еле выдавила Аяко, – я поищу завтра, когда будет светло!

На пороге дома она вновь столкнулась с отцом.

– Ты умница, Аяко, – сказал он и ласково потрепал ее по щеке. – И будешь еще большей умницей, если станешь молчать обо всем этом!

Да, конечно, нужно было молчать, зря она проговорилась. Впрочем, кажется, Мидори ничего не поняла, ну а мать – тем более. И Аяко успокоилась.

А Мидори задумалась. Мужчины полагают, будто женщина способна заниматься только домом и детьми, но на самом деле она всегда интересовалась делами клана. Мидори была послушной и умной женой, никогда ни во что не вмешивалась и тем не менее старалась быть в курсе того, чем живут представители славного рода Кандзаки.

Где Аяко могла видеть этот герб, герб князя Нагасавы? Мидори с детства слышала разговоры о том, что нужно быть бдительной, что вокруг полно вражеских шпионов. Совсем недавно она случайно узнала одну историю… Плененного господином Сабу-ро сына князя Нагасавы тайно подменили, подсунув вместо него труп другого юноши: об этом (и, как видно, не в первый раз) беседовали ее отец и Като-сан. Мидори не стала бы размышлять об их словах, если б не фраза, произнесенная Аяко. Значит, предательство. И предал кто-то свой. Почему она сразу подумала об Акире? У Мидори не было ответа на этот вопрос.

Можно прожить всю жизнь и не узнать правды о собственном муже. Что ж, судьба всякого человека есть трагедия одиночества, и в том никто не виноват, так уж мы устроены. И Акира был более независим и одинок, чем кто-либо в его окружении. И еще – он был чужаком, пришлым в роду, о нем было известно только то, что он сам рассказал о себе. Она всегда об этом помнила.