Читать книгу "Черным по белому - Аркадий Аверченко"

– Что вы хотите этим сказать?

– Хочу сказать то, что у вас не хватит крови, чтобы смыть с нескольких десятков тысяч страниц напечатанную на них вами бессмыслицу.

– Ладно! Когда я прострелю ваше брюхо, вы узнаете, какая это бессмыслица!

– Да, действительно. Можно сказать, что этот довод будет сокрушающим. А пока – прощайте. По коридору прямо, дверь направо.

– Прощайте! Вы обо мне завтра услышите.

– Постараюсь; напрягу слух до последней степени.

II

Двое юношей – хранителей священных традиций чести – явились ко мне на другой день.

– Мы к вам по очень серьезному делу.

– Садитесь. Много работаете?

– Как… работаем?.. Да, вообще, конечно… работаем.

– Я вижу, мы с вами народ занятой, – заметил я.

Юноши, польщенные, улыбнулись.

– Да-с.

– А этот безграмотный осел, – интимно подмигнул я, – отрывает нас от дел.

Юноши вскочили.

– Позвольте! Мы здесь в качестве представителей господина Лелякина и не позволим оскорблять его!!! Потрудитесь взять ваши слова обратно.

– Откуда же вы знаете, что я говорю о нем?

– А вы вот сказали: безграмотный осел.

– Я могу взять свои слова только наполовину: он грамотный осел. Грамотный настолько, чтобы нацарапать окостеневшей рукой бессмыслицу и пристроить ее в журнале.

– Но мы защитники его интересов и не позволим…

Я проницательно взглянул на юношей.

– Значит, вы согласны с ним, что закат бывает на рассвете?

– Нет, не согласны.

– …ласны, – подтвердил другой юноша.

– Мог ли умный человек написать такую чепуху?

– Не мог.

– Значит, писал дурак?

– Значит, дур… Да нет! Вы не можете так говорить о нем. Он доверил нам свои интересы.

– Ну да, я понимаю. Однако оставим это в стороне. Оттого, что он доверил вам свои интересы, он ведь умным не сделался? Согласны?

– Да, конечно, это верно.

– Вот и выходит, что, даже и защищая его интересы, вы все время должны помнить, что он дурак. Верно?

Юноши придвинулись ко мне ближе и кивнули головами… После некоторого колебания, согласились:

– Конечно, дурак. Сказать правду, нам ужасно противно это поручение. Мы сразу видим, что вы симпатичный, умный человек…

– А тот – какое-то дерево, – подхватил другой юноша.

– Гнилое дерево. Дупло вместо головы, – заметил другой юноша.

– И пишет он так, что его отодрать бы следовало. Пока оба защитника интересов моего противника обменивались этими замечаниями, я потребовал вина, и мы подняли свои бокалы за то, чтобы литература была избавлена от тупиц и бездарностей.

Потом пришли мои секунданты. Было шумно и весело.

Противниковы юноши дали клятву, что в зависимости от исхода дуэли они поколотят своего доверителя.

III

С рассветом меня разбудили «защитники моих интересов».

– Дайте мне поспать хоть полчасика.

– Нельзя. Уже восход. Противник, вероятно, уже на месте.

– А может, его еще нет. Ведь он путает закат с восходом.

– Может быть, когда он один. Но мы уверены, что секунданты растолкуют ему.

Натягивая брюки, я сострил:

– Его секунданты лучше. Они ему растолковывают, а вы меня расталкиваете.

Тут же я подумал:

«Бодришься? Хочешь показать хладнокровие?»

Лошади повезли нас на место назначения, а я сидел и думал:

«Как трудно быть самим собой, едучи стреляться. Столько я читал, видел пьес и картин на сюжет дуэли, что трудно мне удержаться в рамках естественности. Хорошо было нашим предкам: они стрелялись, как бог на душу положит. А я знаю, как держал себя Ленский, Онегин, Грушницкий, Печорин и должен или подражать им, или выдумывать что-либо совершенно оригинальное, что не так-то легко.

Постараюсь держать себя естественно…»

Я закинул голову назад, потом посвистал, потом сложил руки на груди и злобно улыбнулся.

– Чего тебя корчит? – осведомился секундант.

Тогда я сделал сосредоточенное лицо, нахмурился и стал похлопывать пятку о пятку.

– Нервничаешь? – спросил секундант.

Я засмеялся, ткнул его кулаком в бок и показал язык.

Я убежден: как ни держи себя перед дуэлью – все будет плохо.

До места назначения я сделал три бесплодных попытки: пытался 1) быть рассеянным, 2) грозным, полным зловещего спокойствия и 3) хладнокровным, видавшим виды, привыкшим к дуэлям бретером.

Последняя попытка вызвала у одного из секундантов замечание:

– У тебя такой вид, что не лучше ли нам вернуться и уложить тебя в постель. У тебя очень нехороший вид.

Мой безграмотный противник был уже на месте. Он ходил крупными шагами по полянке (не помню, по Лермонтову или по кому другому).

Я опустился на камень и под впечатлением обстановки тихонько запел:

– Куда, куда, куда вы удалились… Господи! Я не боюсь, но помоги мне, Господи, быть естественным.

Я встал и подошел к шептавшимся секундантам.

– Ну, чего же мы ждем, господа?

Защитники интересов моего противника развели руками.

– Ужасная неприятность! Всего один только пистолет!.. Другого никак не могли разыскать. Нельзя же стреляться одним пистолетом?

Необычайно долговязый студент, цель появления которого была мне не совсем ясна, примирительно сказал:

– Отчего же – нельзя? Пусть по жребию – они выстрелят в них или они в них, а затем передадут пистолет противной стороне.

– Я ничего не имею против, – согласился я. – Очень приятно познакомиться. Вы тоже секундант?

– Нет, – сказал этот долговязый гигант, наклоняясь ко мне. – Я приглашен для отмеривания шагов.

Я взглянул на его ноги. Идея пригласить этого человека была не глупа. Ноги его могли обезвредить самого лучшего стрелка. Вероятно, подумал я, когда этот человек наклоняется к ботинку, чтобы развязать зубами затянувшийся узлом шнурок, его голова обрушивается вниз с головокружительной высоты.

– На нет и суда нет, – заметил мой противник, когда ему сказали, что пистолет только один. – Обойдемся. Я предпочел бы, впрочем, как оскорбленный, стрелять первым.

– По жребию, по жребию! – донесся с высоты голос отмеривателя шагов. – Тяните жребий, а я отмерю шаги. Тридцать шагов.