Читать книгу "Петля Мебиуса - Илья Новак"

Интересные мысли приходили к Младшему в эту минуту.

Он отвернулся от окна и тут же забыл странную картину двухслойного Сотрудничества, которую наблюдал уже много лет. Прекрасные детали окружающего мира не оставляли следа в его душе – Младший вернулся к столу. Над столом висел портрет основателя картеля ДЭА, Бруло Десадо Старшего. Обвислые щеки, богатая седая шевелюра, морщины, разделенный глубокой складкой подбородок. Младший не был похож на Бруло: гладкое личико, прямые скулы, острый нос и брови вразлет.

Десадо медленно провел пальцем по гладкому пластику прямоугольного листа, лежавшего на столе.

– «Последние дни Пигмалион проявлял повышенную активность, – стал читать он вслух. – В Секторе Нигилистов он встречался с несколькими перебежчиками из восточной области и расспрашивал их о состоянии дел в Составляющей номер одиннадцать, Барвисто. Два раза навещал Эразма Магнита, приобрел в подпольной оружейной лавке маломощный парализатор «Бестия». Утром он на четыре часа вышел из-под контроля, а только что стало известно, что Пигмалион купил билет на межконтинентальный рейс большого сикорски до Восточного Сотрудничества. Из семи аэропортов для приземления он выбрал тот, который находится неподалеку от Составляющей номер одиннадцать. Я готов лететь за ним, но хочу напомнить о вашем обещании. Жене стало хуже. Удаление фильтров из надпочечников требуется провести немедленно».

Младший щелчком отправил лист на противоположный край стола, подтянул к себе дистанционный пульт и открыл бронированную дверь в углу кабинета.

– Жене стало хуже, – повторил он нараспев и встал. – Хуже стало жене…

За дверью открылся просторный зал Выставки Души. То, что находилось здесь, в глазах Младшего имело бо´льшую ценность, чем весь Верхний Слой запада. Коллекционеры были готовы выложить за некоторые экспонаты Выставки огромные суммы, но Десадо никогда не приходило в голову увеличивать таким образом свое богатство.

Он остановился перед динамической скульптурой – в полупрозрачной емкости с гелем парили в невесомости гротескные фигуры влюбленных. Лиц не разглядеть, лишь изгибы тел. Ритм, владеющий телами, был невыразимо эротичен, он делал их живыми, приходилось напоминать себе, что это имитация: силикон и пластик, а не кожа и плоть, скрытые рычаги и сложные многоступенчатые передачи, а не мускулы и сухожилия.

Выставкой Души коллекцию назвал Бруло Десадо Старший. Здесь не было того, что считалось искусством раньше: «чистых» картин, фотографий или скульптур. Действовали электроника и механика, лазеры и оптика, сложные технологии создавали эффект погружения в голограммные ландшафты, амальгамная глубина зеркальных картин затягивала зрителя и отправляла его в путешествие по несуществующим просторам синтетических реальностей, созданных воображением гениальных творцов. Лишь несколько сотен людей во всем Сотрудничестве могли оценить ее экспонаты, лишь единицы были богаты настолько, чтобы приобретать их. Десадо встал в центре Выставки, медленно поворачиваясь, затуманенным взглядом скользя по экспонатам, напитываясь впечатлениями, чтобы хватило на несколько дней вперед, пока он будет лишен возможности видеть их.

В углу – черный пластиковый стол, рядом с которым нашли мертвого отца. Болезнь к тому времени зашла слишком далеко. Но причиной смерти стал не рак – с мозгом отца произошло нечто странное.

Врачи «Электрикум Арт», опасаясь, что это новое последствие бомбардировки, отправили тело в крематорий еще до того, как Младший возвратился из длительной поездки.

На столе лежала брошюрка, когда-то написанная и изданная Старшим. Десадо взял ее, открыл и отрешенно забормотал, читая аннотацию:

– «Если в высших стадиях своего развития технологии становятся схожи с магией, то искусство – неотделимо от технологий. Они сливаются в таком экстазе, что плоды их соития, произведения искусства, для профанов неотличимы от продуктов технологий». Многозначительная ерунда, – прокомментировал он и положил брошюру. – Бессмысленный шум…

Десадо покинул Выставку Души и вновь подошел к окну. Было очень тихо; кабинет на верхнем этаже башни ДЭА словно вознесся в ледяное безмолвие стратосферы, под ним застыло в безмолвии Сотрудничество. Пятна света двигались среди других пятен, неподвижных. Звуки прекратились. Десадо стоял, не шевелясь, ссутулившись, вглядываясь в световой океан. Вместе с шумом внешним смолк внутренний шум, в его голове воцарилась тишина.

Огни внизу замерли. Тишина внутри, тишина снаружи – недолгое балансирование в верхней точки мироздания, когда нет ничего ни внизу, ни вверху, ни в прошлом, ни в будущем, когда умерли все и ты остался один… и огни вновь устремились по полосам трасс. Медленно, будто с трудом прорвавшись сквозь невидимую преграду, гул достиг кабинета. Город ожил.

А Десадо принял решение.

Он включил интерком и сказал личному секретарю:

– Я сам полечу за Пигмалионом. Мне нужен билет на большой сикорски до Восточного Сотрудничества. Немедленно. Порт посадки где-то в районе Барвисто.

* * *

Трое вдумчивых узкоглазых мужчин составляли руководящую верхушку другой заинтересованной стороны, которая называлась «Вмешательство». Они исповедовали философский взгляд на жизнь и имели в своем распоряжении отряды боевых сикорски, периодически отправлявшихся в стремительные рейды для расправы с пиратами-конкурентами. В результате этих рейдов некоторые районы Восточного Сотрудничества превратились в руины.

«Вмешательство» не следило за человеком, который в донесениях разведки картеля ДЭА именовался Пигмалионом, а в собственном оперативном отделе – Камнем Франкена. Но оно следило за любой активностью ДЭА. После того как стало известно, что Десадо Младший, нынешний глава картеля, вылетел на восток, были произведены дополнительные изыскания. ДЭА хозяйничал на своей территории, «Вмешательство» – на своей. В Восточном Сотрудничестве, где теперь верховодило «Вмешательство», до сих пор стояла башня Восточного филиала ДЭА, ныне пустующая. А в Верхнем Слое Составляющей Барвисто находилась полуразрушенная клиника, где лекари картеля когда-то изучали особо опасные нейроказусы. Камень Франкена – Пигмалион, – ранее обитавший в Западном Сотрудничестве, недавно прибыл в тот район, куда теперь направлялся Младший. Трое посовещались и решили, что следует держать события под контролем. Вызвав секретаря, они дали ему необходимые указания.

На следующий день человек в оранжевой тоге и плетенных из соломы шлепанцах появился в Глубоком Синем Сне. Секретарь «Вмешательства» был юн и исполнен дзэнского взгляда на жизнь. Он поговорил с хозяином Сна, и тот провел его в одну из кабинок второго подвального этажа своего заведения.

Здесь на подстилке лежал лучший исполнитель «Вмешательства» по имени Ву: обнаженное тело неподвижно, широко раскрытые глаза обращены к низкому потолку.

Запретных удовольствий давно не осталось, само понятие запретности исчезло из обихода. Все, что предлагал Глубокий Синий Сон, было нравственно потому, что не стало нравственности. Внутренние перегородки из тонкого бамбука пропускали слабые вздохи, бормотание и глухие стоны. Сладковатый запах синтетического дурмана наполнял воздух. Секретарь огляделся – лабиринт занавесок, узоры из драконов, совокупляющихся с девицами, низкий потолок, сладкий запах и красный полумрак. Он уселся, поджав под себя ноги, и долго не шевелился, лишь тонкие пальцы медленно двигались, осторожно перебирая четки – мух, кузнечиков, личинок и жуков в янтарных камерах. В сознании секретаря был уголок, устланный сухим песком и озаренный теплым оранжевым светом, где жила мысль о том, что и сам он находится внутри застывшей смоляной субстанции, а кто-то Бескрайний и Безмятежный разглядывает его, играя чередой камушков-миров.