Читать книгу "Личная жизнь моего мужа - Алиса Берг"

– На все сто процентов. – Я не совсем понимала, куда он клонит, но на всякий случай согласилась. Ведь в том, что он куда-то клонил, сомнений не было.

– Я знал, что ты меня поймешь как никто другой. – Он снова хитро посмотрел на меня. – И предпринял кое-какие меры.

– Что за меры? – Я почувствовала недоумение.

– Так, ерунда. Но они могут принести нам немалые выгоды.

– Ты можешь говорить прямо? Я ничего не понимаю.

– Могу. Я позвонил некоторым своим знакомым, журналистам, паре критиков и пригласил всю эту братию на премьеру.

– С какой целью? – продолжала я недоумевать.

– Вот об этом я и хочу посоветоваться с тобой. Если все пройдет удачно, и твой муж создал действительно нечто выдающее, мы раструбим этот факт на весь свет. Я выделю на эти цели специальный бюджет, вот увидишь, об успехе узнают буквально все, кому надо. И даже многие из тех, кому не надо.

– Но к чему все это?

– Неужели не понимаешь? Вот не ожидал. Мы объявил наш банк официальным спонсором театра твоего мужа. Сегодня такие акции дают хороший эффект, все требуют от бизнеса, чтобы он совершал благородные поступки, помогал бедным, искусству. А театр твоего мужа принадлежит к сфере искусства. Лучше и не придумаешь. Ведь он же бедный.

– Как церковная мышь.

– Это то, что нам надо. Пусть все узнают, в каком тяжелом положение был театр, и какие мы благородные, что спасли такой талантливый коллектив. Представляешь, если правильно все подать, какую пользу это нам принесет, как подогреет наш имидж.

Какое-то время я пребывала в задумчивости.

– Да, ты прав, – была вынуждена констатировать я, – это может стать хорошей рекламой.

– Конечно, реклама хорошая, но не только.

– А что еще?

– Знаешь, я давно мечтал о чем-нибудь таком, раскрутить какой-нибудь талантливый коллектив. Деньги должны служить искусству, а не искусство – деньгам. Будет приятно, если мы сделаем что-нибудь стоящее. Как ты считаешь?

Честно говоря, я ничего в тот момент не считала, так как пребывала в тихом изумлении. Вот уж от кого не ожидала услышать подобные речи. Мне Сергей всегда казался человеком сугубо прагматичным, даже в своем безразмерном гедонизме. А тут такие благородные порывы. И где он их только взял? Чудо, да и только.

– Это замечательно, что ты так думаешь, – сказала я, чтобы что-то сказать.

– Не сомневался, что ты поймешь меня и в этом вопросе проявишь единомыслие. Хотя тебе сам бог велел так думать, будучи женой своего мужа.

– Еще как велел, – согласилась я. – Как в свое время деве Марии послал с приказанием архангела Гавриила. Значит, ждать тебя сегодня на премьере?

– Все дела на вечер отменил, буду непременно. И не один. Так что, забей несколько мест, сама понимаешь, в первом ряду.

– Ну, это само собой разумеется, где же еще? – протянула я, вставая.

Говорить на эту тему мне больше с ним не хотелось, и я поспешила ретироваться. Разговор внес очередную порцию разлада в мою душу. Я уже склонилась к решению, что после успешной премьеры прихлопну театр, как таракана. Вот будет мощный удар по супругу. Я ведь знаю его характер, настойчивый, но неустойчивый. Такой зигзаг судьбы он не перенесет и сломается. А это то, что мне надо. Хватит с меня, картина в кафе, где он ужинает с этой красавицей девчонкой, не выходила у меня из головы. Вы же все видели сами, я пыталась бороться с собой, искать внутри себя компромиссы, примирить жизнь и искусство. Но есть же всему свой предел. И я его достигла. По крайней мере, мне так казалось до опрометчивого посещения кабинета Гороховского. А теперь он поставил передо мной трудную задачу. Оказывается, не только у меня на мужа свои планы, но и у моего шефа они тоже есть. Но главное в другом, в том, что наши с ним планы кардинально расходятся. Как поезда, мчащиеся в разных направлениях.

Мною вдруг овладела решимость. Ну, уж нет, так дело не пойдет, будет так, как решу я. Для меня это вопрос жизни и смерти, я связана с мужем гораздо более тесными узами, чем это можно вообразить. Я даже сама не совсем ясно понимаю, насколько они прочны и разнообразны, тут смешалось буквально все, что есть в моей жизни, – от любви до работы. И тут же разбились многие мои надежды и представления, неожиданно для себя я оказалась в ситуации, в какой была уверена, что никогда не окажусь. Я познала горечь самого жестокого предательства, меня использовали, словно я была чей-то крепостной девкой. И все это простить, спустить на тормозах, сделать вид, что ничего особенного не происходило и не происходит? Не слишком ли многого вы требуете от меня, господа хорошие? Да, женщина по своему характеру – существо доброе, но когда ее обижают, в ней пробуждается мстительница. И тогда она становится неуступчивой, как жадный купец, непримиримой, как осуществляющий кровную месть воин. И торговаться с ней, когда она в таком состоянии, об условиях компромисса просто бесполезно. Гороховский вручил мне ключи от судьбы театра, и я ему их не уступлю, какие бы планы по отношению к нему он не лелеял. В этой борьбе я сумею победить!

Глава 29

И вот она, премьера! Давно театр не переживал такого наплыва, зрителей оказалось столь много, что пришлось ставить дополнительные стулья чуть ли не на сцене. Это, конечно, немного мешало артистам, но, как показали дальнейшие события, на спектакле появление этих незапланированных режиссером декораций не отразилось. В тот вечер словно бы ангелы спустились с небес и осенили своим крылом каждого из участников представления. Да и зрителей, думаю, они коснулись тоже. Пожалуй, я была единственная, кого они обошли стороной. Я их понимаю и не виню, на то у них были уважительные причины. Более того, я бы на их места сама так поступила.

Если забыть на время все сопутствующие обстоятельства и объективно оценить то, что творилось в тот вечер на сцене и в зале, то это можно сделать с помощью многих слов, а можно – только одного, зато какого – чудо! Артисты превзошли даже то, что показывали на генеральной репетиции, и чем так восхищался Чистяков.

В чем причина такого всеобщего подъема? В подлинном искусстве всегда присутствует некая тайна. Она заключается в том, что никакими словами невозможно выразить, объяснить то огромное воздействие, которое оно оказывает на зрителей. Оно заставляет их сопереживать, расщепляя коросту черствости, оно проникает в такие уголки их душ, о существовании которых они далеко не всегда до этого момента и знали. Впрочем, о таком воздействии написаны множество книг, правда их давно уже никто не читает. Тем не менее, если вас более глубоко интересует данная тема, то позвольте отослать вас к ним. Меня же теоретическая часть данного вопроса в данный момент не слишком волнует, я лишь коснулась его исключительно для того, чтобы лучше обрисовать незабываемую атмосферу того незабываемого вечера.

Почти полтора часа представления пронеслись как одно мгновение. И даже еще быстрей. Актеры замолчали, зато зал взорвался аплодисментами, которые, как принято говорить, плавно перешли в овации. Но это действительно было именно так, все поднялись со своих мест в едином порыве и стали бурно хлопать. Я смотрела на лица людей и ясно понимала, как же они все соскучились по подлинному искусству. Абсолютно прав Чистяков, с каждым годом оно встречается все реже, как золотые самородки в давно разрабатываемом месторождении. И когда зрители совершенно неожиданно видят их, ими овладевает самый настоящий восторг и даже экстаз. Нас постоянно хотят превратить в баранов, подсовывают грубый и примитивный корм. И мы, громко чавкая, его жуем, одни – потому, что даже не понимают качество подобной пищи, другие – потому что ничего иного не могут найти. А есть-то все равно хочется. И когда неожиданно для них им попадаются изысканные блюда, они даже не верят своей удаче. Вот потому сейчас и царит тут самое настоящее пиршество счастья, счастье причастности к подлинности и глубине мира.