Читать книгу "Убийство в доме тетушки Леонии - Эстель Монбрен"

Немного поодаль комиссар Фушру с величайшим вниманием, фиксируя малейшее движение, наблюдал за Патриком Рейнсфордом и Гийомом Вердайаном. Профессор Вердайан изображал парижского интеллектуала, со снисходительной улыбкой взирающего на происходящее. Что до американского профессора, то было совершенно очевидно, что он умирает от скуки и отрывки, которые с таким пылом зачитывал седой господин, не находят никакого отклика в его душе. Он не был ни туристом, ни страстным читателем, в отличие от остальных слушателей, счастливых оттого, что они находятся в святая святых с открытыми книгами в руках, как на церковной службе. Жан-Пьер Фушру несколько раз перехватывал взгляд Патрика Рейнсфорда, украдкой косившегося на лестницу. Когда же Андре Ларивьер принялся зачитывать очередной пассаж, начинающийся словами: «Эта ненавистная мне лестница, по которой я всегда так уныло взбирался, пахла лаком, и ее запах до известной степени пропитывал и упрочивал ту особенную грусть, которую я испытывал ежевечерне», переминавшийся с ноги на ногу американец отошел от группы и направился в малую гостиную, словно не в силах вынести объяснений гида об отношениях рассказчика с отцом, вызванных фразой «Стены, на которой я увидел поднимающийся отблеск его свечи, уже давно не существует».

— Эти слова, дамы и господа, написаны о доме в Отее, где родился Марсель Пруст. Этого дома уже нет…

Боковым зрением Жан-Пьер Фушру приметил появившуюся в коридоре Лейлу Джемани и незаметно сделал ей знак подойти.

— Порядок, — прошептала она. — У нас есть отпечатки.

— Прекрасно, — ответил он так же тихо. — Рейнсфорд в малой гостиной. Наверное, самое время…

— Я этим займусь. Остался только Филипп Дефорж, а что касается виконта де Шарея, у нас есть его платочек.

— Их тут нет, — негромко сказал комиссар. В это время Жизель Дамбер, к счастью для слушателей, сменила Андре Ларивьера и неожиданно четко начала читать: «К тетиной кровати были придвинуты большой желтый, лимонного дерева, комод и стол, служивший одновременно домашней аптечкой и престолом» — описание комнаты тетушки Леонии, так как трагические обстоятельства, как уже не раз упоминал Андре Ларивьер, не позволяли заглянуть туда.

Восхищенный глубоким пониманием, прорывавшимся в самой манере чтения, и преображением застенчивой молодой женщины в страстную поклонницу литературы, Жан-Пьер Фушру едва обратил внимание на исчезновение Лейлы Джемани. Она прошла в малую гостиную и притворно вскрикнула от неожиданности при виде профессора Рейнсфорда, погруженного в созерцание фотографии троих братьев Амьо.

Он тут же пустился в рассуждения о дурном вкусе французской буржуазии в конце девятнадцатого века, насмехаясь над подставкой для Корана перед камином и безудержным ориентализмом, о котором свидетельствовали две картины на стене.

— Я ведь вас не оскорбил? — спохватился он, заметив, что его последнее замечание выходит за рамки «политкорректное».

— Ничуть, — через силу ответила Лейла. — Похоже, что эту комнату сохранили такой, какой она была, когда Пруст приезжал сюда маленьким мальчиком. Эти обои, подсвечник, окно, выходящее в сад… Взгляните, у меня есть старая фотография.

Она протянула ему глянцевую открытку, которую он небрежно взял, бросив на нее рассеянный взгляд.

— В самом деле, — без энтузиазма согласился он, отдавая ей открытку и нимало не заботясь об оставленных отпечатках пальцев.

— А эта дверь с синими и красными стеклами и правда интересна, — не унималась Лейла. — В солнечную погоду сад, должно быть, выглядит очень красиво.

— Несомненно, — ограничился лаконичным ответом профессор Рейнсфорд, машинально глянув на улицу.

Вдруг его передернуло, он судорожно ухватился нетвердой рукой за спинку кресла и, заикаясь, попытался что-то сказать:

— Ста… ста…

Его взгляд уперся в круг черной земли, в центре которого, грациозная и улыбающаяся, должна была находиться маленькая купальщица.

— Вы здесь в первый раз? — как ни в чем не бывало спросила Лейла, запихивая открытку в сумку между двумя листами прозрачной бумаги.

Но Патрик Рейнсфорд уже взял себя в руки и, обернувшись к ней, все еще немного бледный, но уверенный в себе, слегка надменно, словно не заметив ловушки, ответил:

— И в последний, поверьте мне. В нашей стране биографический метод давно вышел из моды и литературные паломничества не являются частью обязательной культурной программы. А теперь, если вы позволите, я хотел бы присоединиться к остальным.

— Ну конечно, — ровным тоном ответила Лейла.

Он направился в столовую, где в тот момент находилась вся группа, внимательно слушавшая Андре Ларивьера, продолжавшего разглагольствовать:

— Весьма подробное описание столовой мы найдем в романе «Жан Сантей», первом эскизе к известному нам всем шедевру. И в доказательство позвольте мне прочесть следующий пассаж: «Но в те дни, когда Жан хотел подольше почитать перед обедом…»

Лейла проскользнула к Жан-Пьеру Фушру и прошептала ему на ухо:

— Готово. Он ничего не заметил. Остался только Филипп Дефорж.

— Отлично, — совсем тихо ответил он. — Филиппа Дефоржа тут нет. Нет смысла ждать дольше. Срочно отошлите все в лабораторию.

Лейла выскользнула из комнаты и отправилась выполнять полученное распоряжение, когда гид заключил звенящим голосом:

— А в книге «По направлению к Свану» рассказчик описывает лампу, которую вы сейчас видите перед собой. — Все взгляды устремились вверх, к зеленой люстре, свисающей над столом. — «Большая висячая лампа, понятия не имевшая ни о Голо, ни о Синей Бороде, но зато знавшая моих родных и осведомленная о том, что такое тушеное мясо».

Утомленный Андре Ларивьер вытер лоб и жестом предоставил слово Жизель, настоятельно приглашавшей всех на короткую прогулку в сад. По ее словам, это был один из уголков, вдохновивших писателя на создание «сада Комбре». За этот комментарий Андре Ларивьер буквально испепелил ее взглядом, убежденный, что именно здесь, и нигде больше, следует искать прототип.

Комиссар Фушру вышел первым, чтобы выбрать наблюдательный пункт. Он остановился на наружной ступеньке лестницы, ведущей в подсобное помещение при кухне, наступив на голову саламандры — повторяющийся рисунок на щербатой плитке, рядом с водяным насосом. Маленькая группка рассыпалась по садику: одни восхищались решеткой, некоторые «узнавали» железный стол, скамью, плетеный стул, где устраивался читать рассказчик «Утраченного времени», другие восторгались огромной развесистой липой или старинным фонарем над стеклянной дверью оранжереи.

Профессор Рейнсфорд, улыбаясь, разговаривал с юной блондинкой, обсуждая истинное значение выражения «в цвету».

— Процитируйте им утреннее чтение в саду, — приказал Андре Ларивьер Жизель. — Страницы 297 и 309, — нетерпеливо добавил он, и тут его выцветший взор упал на пустое пространство в середине клумбы. — Ах! Вандалы! У нас тут уже крали книги, фотографии, занавески, но статуя — это уж слишком!