Читать книгу "Ржавая Хонда - Владимир Яценко"

«Бегом», – голосит лейтенант.

И ещё вопрос: а как они, собственно, собираются Рыжего возвращать? Лейтенант – парень ушлый, не без фанатизма: у него приказ, и, пока последний боец в землю не ляжет, он будет приказ исполнять. Но и у Рыжего не всё в порядке с головой: ему сельский сход поручил дракона отыскать. Того самого, что не даёт солнцу с неба спуститься. И лейтенант СС Рыжему не указ… и торнадо Рыжему не указ, и секты… ему вообще никто не указ. И мы все ему только обуза. Как он жаловался под ураганным дождём, что из-за нас ему нужно под навесом отсиживаться, вместо того чтобы по болоту весело шагать?

И когда встретятся эти два фанатика, на кого поставить, кого поддержать?

Лучше, конечно, вернуться… факт. Посему ставить нужно на санитаров. Но их всего пятеро. Не справятся они с Рыжим. Даже если мы с Иваном пособим, неизвестно, что получится. Тем более приказ ясный: только живым! Рыжего живым от намеченной им цели повернуть? Наверное, проще реку в прыжке остановить.

Вспоминаю, как в детстве река на меня рванула. Мама спасла: одной рукой в дерево вцепилась, другой меня держала. Когда люди на лодке прибыли, битый час не могли меня от неё оторвать. Спорили, что проще: руку ей отрубить или меня из куртки вытащить. Потом кто-то сообразил, что рубить-то придётся на моей спине. Так и осталась там моя лепиха, за которую мать треть отбоя меня из-под воды поддерживала…

Детские воспоминания сбивают с ритма, спотыкаюсь, а Митрофан, слыша за спиной мою иноходь, тут же даёт команду «шагом».

Я благодарен ему за эту короткую передышку, но проснувшийся ужас не отпускает: ледяной рукой оглаживая затылок, запуская стылые пальцы глубоко в сердце.

«Бегом», – командует лейтенант.

Куда он так спешит? Чужая, незнакомая местность. Об этих краях ничего не известно. Здесь не то чтобы бежать, ползти смертельно опасно.

Отпускаю соседа чуть дальше положенных трёх метров и послушно набираю скорость… спереди доносится истерический крик. Вопль, полный отчаяния и боли. Кричит кросс-лидер. Следом заходится криком ведомый.

Колонна рассыпается. Санитар, который бежал перед лейтенантом, визжит, как поросёнок на живодёрне. Все остановились: голова первого, пуская чёрные струйки дыма, исчезала в сиреневом грунте. Что показалось особенно жутким: эмблема на берете потемнела от копоти, а потом растеклась в серебристую кляксу и всосалась в пыль. Второй санитар погрузился по грудь и уже молчал. Чебрец ухватил его за шиворот и удивительно легко перебросил на безопасное место. Через мгновение становится понятна лёгкость, с которой он это сделал: от санитара остались только рука, плечо, шея, голова… и чёрный берет с глазастым черепом.

Крови не было. Изнаночная сторона груды мяса покрылась румяной корочкой, издавала приятный шашлычный запах, но не кровила.

Все сгрудились над останками, обильно потея и тяжело дыша.

Я отыскал неподалеку сухостой и выломал палку. Мои «опыты» лишь подтвердили очевидное: гладкая сиреневая поверхность охотно «заглатывала» любой предмет, которому не повезло к ней прикоснуться. Через час мы скормили сиреневой напасти всё, что пыталось расти в радиусе полкилометра. Попутно нашли ещё два опасных участка.

По счастью, сиреневая почва была ясно различима на фоне серо-коричневого грунта. Помимо цвета, опасные участки выделялись гладкой поверхностью, на которой не было ни бугорка, ни травинки.

Чебрец в сторонке долго советовался с рацией: то ли предупреждал основную группу, ушедшую к горам, то ли просил у них подкрепление, в связи с убылью личного состава.

Или и то и другое.

Когда лейтенант дал команду продолжить движение, я ногой спихнул останки санитара в сиреневую смерть. Эсэсовцы внимательно следили за кремацией, но едва я подумал, что это очень удобно: не нужно ни копать, ни закапывать, – как они все разом глянули на меня.

И тут-то я понял, что совершил непоправимую ошибку.

Мне показалось, что сейчас они забросят меня в самый центр этого сиреневого кошмара. Но они опомнились. Лейтенант, тот самый, что со злым золотом на берете, негромко скомандовал: «Завулон вперёд, Холодняк замыкающим», – и мы продолжили свой бег. Теперь было понятно, почему пеленгатор в середине колонны, а не в её голове. А ещё я радовался, что бегу последним. Если кто-то из санитаров окажется у меня за спиной, придётся всё время оглядываться или бежать боком, приставными шагами.

2. МУТНЫЙ ПЕК

Раскачивание тускло-серого шара завораживало.

Чёрный, натянутый в тугую струну трос поднимался к высокому потолку башни и терялся в сумерках глухих мрачных стен.

Пека клонило в сон. Гипнотические возвратно-поступательные движения маятника производили на него совсем не те впечатления, на которые рассчитывал жрец науки.

– Этот эффект можно объяснить только вращением планеты. Пока маятник совершает полный цикл между крайними положениями, планета успевает повернуться. Угол очень мал, но по мере роста числа колебаний эти углы складываются и достигают значений доступных наблюдению. За два отбоя маятник отклоняется…

«Неужели он собирается держать нас здесь два отбоя?» – с отчаянием подумал Пек, скосив глаза на Рыжего. Дикарь стоял прямо и, приоткрыв рот, следил за шаром. Он был готов ждать «доступности наблюдения» не два, а двадцать два отбоя: терпеливо, внимательно, настороженно.

Пек покачал головой: «Поразительная тяга к знаниям! Никогда бы не подумал, что крестьяне столь живо интересуются устройством мира и парадоксами геодезии».

Рыжий, уловив внимание Пека, повернулся к нему:

– Здорово, правда? – и тут же обратился за разъяснениями к жрецу: – Но если Земля вращается, Солнце должно двигаться? Почему не заходит Солнце?

Пек вздохнул. Непосредственность, с которой дикарь воспринимал события и окружающий мир, вызывала зависть. «На месте Рыжего, – подумал купец, – я бы сбежал минувшим отбоем. Как увидел Данилу с санитарами, так бы и сбежал. Вместе с инкубами. Каин со страху едва не обделался. Разумеется, первый претендент на санацию. Потому и не решаемся двигаться дальше: как они увидят наши облёты невидимого, так всё и откроется. А если эсэсовцы узнают, из какого теста сделаны девушки, то и их… и меня… Даже Иван, хотя, казалось бы, что ему, – и тот напрягся… да и сейчас напрягается. Видать, тоже есть счёт к эсэсовцам… впрочем, у кого его нет?»

«У Рыжего, – сам себе ответил купец. – Рыжий никому счетов не предъявляет. Живёт проблемами текущего отбоя в тепле первобытной дикости».

Пек припомнил интерес, с которым Рыжий забросал санитаров вопросами. А те, разумеется, с ответами не тянули. «Вот уж кто уверен в своей правоте. Прямо показатель какой-то. О масштабе негодяя можно судить по категоричности его ответов». На душе сделалось гадко. «Неужели эти мерзавцы настроят Рыжего на свой, эсэсовский лад? – подумал Пек. – Неужели он станет таким же, как они?»