Читать книгу "Ключ Сары - Татьяна де Ронэ"

Когда на деревню опустилась ночь, Жюль и Женевьева сели напротив друг друга у камина. Кажется, они немного пришли в себя. Во всяком случае оба выглядели спокойными и собранными. Но девочка заметила, что у Женевьевы дрожат руки. Супруги были очень бледны и без конца поглядывали на часы.

В конце концов Жюль обратился к девочке. Он заговорил негромким и уверенным голосом. Он попросил ее спуститься в подвал. Там лежали большие мешки с картошкой. Она должна забраться в один из них и постараться как можно лучше спрятаться. Она понимает? Это очень важно. Если кто-нибудь спустится в подвал, ее ни в коем случае не должны заметить.

Девочка замерла. Она воскликнула:

— Сюда идут немцы!

Жюль с Женевьевой не успели вымолвить и слова, как залаяла собака, и все вздрогнули от неожиданности. Жюль сделал знак девочке, показывая на люк в полу. Она повиновалась мгновенно и беспрекословно, скользнув вниз, в темный и пахнущий плесенью подвал. Она ничего не видела, но все-таки сумела на ощупь отыскать мешки с картошкой, стоявшие у дальней стены. Перебирая грубую мешковину руками, она обнаружила, что они сложены штабелем, один поверх другого. Она быстро раздвинула их в стороны и проскользнула между ними. Но тут один из мешков развязался, и на нее водопадом, с шумом и стуком обрушились картофелины. Девочка бросилась подбирать их, а потом стала быстро складывать вокруг себя.

Потом она услышала шаги. Громкие и уверенные. Она уже слышала такие шаги в Париже, поздно ночью, после наступления комендантского часа. Девочка знала, что они означают. Тогда она выглядывала из окна, наблюдая за солдатами, маршировавшими по брусчатке тускло освещенной улицы, и в свете фонарей видела их круглые каски и отточенные движения.

Это идут строем солдаты. Идут к этому самому дому. Шаги примерно дюжины человек. До ее ушей донесся мужской голос, приглушенный, но ясно различимый. Он говорил по-немецки.

Итак, сюда пришли немцы. Немцы пришли за ней и Рахилью. Девочка почувствовала, как у нее опорожнился мочевой пузырь.

Шаги прозвучали над самой головой. Приглушенный разговор, слов которого она разобрать не смогла. Затем раздался голос Жюля:

— Да, лейтенант, у нас есть больной ребенок.

— Больной ребенок ариец? — послышался чужой, гортанный говор.

— Это просто больной ребенок, лейтенант.

— Где этот ребенок?

— Наверху. — Теперь голос Жюля прозвучал устало и отрешенно.

И вновь тяжелая поступь, от которой содрогнулся потолок. Затем девочка услышала пронзительный, тонкий крик Рахили, долетевший сверху. Немцы заставили ее встать с постели. Рахиль стонала, она была слишком слаба, чтобы сопротивляться.

Девочка зажала уши ладошками. Она ничего не хотела слышать. Она и не могла слышать. Она вдруг почувствовала, что искусственная глухота защищает ее.

Засыпанная картошкой, она увидела, как темноту подвала прорезал тонкий лучик света. Кто-то открыл люк в полу. Кто-то спускался по ступенькам. Она отняла ладошки от ушей.

— Там никого нет, — услышала она голос Жюля. — Девочка была одна. Мы нашли ее в собачьей будке во дворе.

Девочка услышала, как Женевьева всхлипнула и высморкалась. Потом раздался ее умоляющий голос, в нем явственно слышались слезы.

— Пожалуйста, не забирайте девочку! Она очень больна.

В гортанном ответе сквозила ирония.

— Мадам, эта девочка еврейка. Скорее всего, она сбежала из одного из лагерей, расположенных поблизости. Ей совсем не к чему находиться в вашем доме.

Девочка смотрела, как оранжевый луч фонаря ползет по каменным стенам подвала, подбираясь все ближе. А потом с ужасом она вдруг увидела черную тень солдата, карикатурно большую, словно вырезанную из комикса. Он пришел за ней. Сейчас он ее схватит. Она попыталась сжаться в комочек, стать как можно незаметнее и даже перестала дышать. Ей показалось, что сердце у нее в груди замерло.

Нет, он не найдет ее! Это было бы верхом несправедливости. Это был бы сущий кошмар, если бы он нашел ее. Ведь они уже заполучили Рахиль. Разве этого недостаточно? Куда они повезут Рахиль? Или ее уже нет в доме? Где же она тогда — в грузовике, с солдатами? Может быть, она потеряла сознание? Куда они повезут ее, подумала девочка, возможно, в больницу? Или обратно в лагерь? Проклятые кровожадные изверги! Изверги! Она возненавидела их. Она хотела, чтобы все они умерли. Негодяи! Она шептала про себя все ругательства, какие только знала, все нехорошие слова, которые запретила ей произносить мать. Проклятые вонючие ублюдки! Она выкрикнула эти слова про себя так громко, как только могла, зажмурив глаза, чтобы не видеть приближающийся оранжевый луч, обшаривающий мешки с картошкой, под которыми она пряталась. Он не найдет ее. Никогда. Ублюдки, грязные ублюдки!

Снова послышался голос Жюля.

— Там, внизу, никого нет, лейтенант. Эта девочка была одна. Она едва могла стоять. Мы не могли оставить ее в таком состоянии.

На девочку обрушился голос лейтенанта:

— Мы всего лишь проверим, правду ли вы говорите. Сначала мы осмотрим ваш подвал, а потом вы поедете с нами в Коmmаndantur.

Девочка лежала, не шевелясь, не дыша, а луч фонаря скользил у нее над головой.

— Ехать с вами? — Похоже, Жюль потрясен и испуган. — Почему?

Короткий смешок.

— В вашем доме обнаружена еврейка, а вы еще спрашиваете, почему!

Тут раздался голос Женевьевы, на удивление спокойный. Похоже, она сумела взять себя в руки и перестала плакать.

— Вы видели, что мы не прятали ее, лейтенант. Мы помогали ей, как могли. Вот и все. Мы даже не знаем, как ее зовут. Она не могла говорить.

— Да, — подхватил Жюль, — мы даже вызвали врача. Мы вовсе не собирались ее прятать.

Возникла пауза. Девочка слышала, как лейтенант откашлялся.

— Действительно, это соответствует тому, что рассказал нам Жиллемен. Вы не прятали девчонку. Он подтверждает это, наш добрый герр доктор.

Девочка почувствовала, как у нее над головой чья-то рука перебирает картофелины. Она замерла, превратившись в статую и не дыша. В носу у нее защекотало, и ей страшно захотелось чихнуть.

Она вновь услышала голос Женевьевы, спокойный, твердый, уверенный. Таким тоном Женевьева при ней еще не разговаривала.

— Не хотите ли вина?

Картофелины у нее над головой перестали шевелиться.

Наверху лейтенант довольно заржал:

— Вина? С удовольствием!

— И наверное, чуточку pate?[45] — продолжала Женевьева тем же любезным тоном.