Читать книгу "Дикий сад - Марк Миллз"

— Послушайте, Холмс, это же не Гигантская крыса Суматры?

Его лицо расплылось в улыбке. Это была их давняя, еще с детства, шутка: ссылка на один из рассказов Конан-Дойля, в котором Холмс мимоходом упоминает об ужасном случае с Гигантской крысой Суматры, «истории, к которой мир еще не готов».

— Черт бы вас побрал, Ватсон, — бросил в тон брату Гарри, — я же просил никогда о ней не вспоминать.

Глава 18

Верный слову, Гарри поднялся рано, так что, когда Адам наконец проснулся, брата на вилле уже не было.

Перспектива провести целый день без оглядки на непредсказуемого родственника немало его порадовала. В последнее время работа затормозилась и почти остановилась, а чтобы сосредоточиться, нужны время и уединение.

Накануне он допоздна читал «Божественную комедию», вместе с Данте проходя через Рай к поэтическому финалу. В отличие от поэта Адам не удостоился ни божественного прозрения, ни откровения вроде того, что пережил Савл по пути в Дамаск. Аполлон упоминался только раз — после того, как Данте и Беатриче поднялись из Чистилища в Рай, поэт обратился к солнечному богу с просьбой помочь ему на последних стадиях путешествия.

Последние надежды на то, что утром вся ситуация предстанет в новом свете, растаяли очень скоро. После завтрака Адам обратился к примечаниям и комментариям, рассчитывая обнаружить какие-то пропущенные связи, но и тут его ждало разочарование. Отправившись в сад, он бесцеремонно прорвался через живую изгородь и, демонстрируя полное равнодушие, торопливо прошел по знакомым дорожкам. Но и хитрая логика, основанная на том предположении, что, если отнестись к саду с показным безразличием, он заговорит и, может быть, даже откроет свои тайны, не сработала. Более того, сад как будто замкнулся упрямо, ушел в себя и вообще не отвечал ни на какие сигналы. Даже статуи выглядели скучными, словно устали от своих ролей, как труппа измученных актеров в конце затянувшегося тура.

Завершая обход, Адам остановился у грота, а потом и вошел. Низкие лучи восходящего солнца уже проникли сюда, рассеяв стигийский мрак. На фоне темной, холодной стены статуи Аполлона, Дафны и Пенея проступали белесыми, как старая кость, силуэтами участников драмы, миг которой поймал и воплотил в мраморе неведомый и довольно неловкий скульптор.

Разворачивающаяся перед ним сцена, похоже, мало интересовала Пенея, растянувшегося вдоль края мраморного резервуара и вполне довольного собой. Выражение на лице речного бога никак не могло принадлежать родителю, только что откликнувшемуся на просьбу дочери превратить ее в лавровое дерево. В застывших чертах проступала усталая покорность, та самая, с которой отец Адама брался за какую-нибудь унылую домашнюю работу.

Что касается Дафны, то она, похоже, прекрасно сознавала, что на свете есть вещи пострашнее случившейся с ней метаморфозы. Скульптор изобразил нимфу в тот момент, когда она оглянулась на преследующего ее Аполлона. Возможно, лицо ее и должно было выражать облегчение — как-никак она ускользнула от докучливого бога, — но в изгибе губ читалось нечто большее, нечто восторженное, экстатическое. Нечто, дающее понять, что ей это нравится.

Адам внимательно присмотрелся к Аполлону, последнему звену, соединявшему его с «Божественной комедией». Он еще тянулся к Дафне, но ни отчаяния, ни безнадежности в этом жесте не было — в отличие от знаменитой скульптуры Бернини, посвященной той же теме и украшающей виллу Боргезе. Здесь, в гроте, эти двое напоминали играющую в салки юную парочку.

Взгляд упал на единорога, стоящего с опущенной головой над пустой мраморной канавкой. Адам прошелся пальцами по обломанному рогу и вспомнил вдруг рисунок из папки с документами, собранными отцом синьоры Доччи. Выполненный чернилами, он представлял собой набросок грота и датировался концом шестнадцатого века, то есть мог считаться едва ли не ровесником сада. Анонимный художник не страдал избытком таланта, но рисунок убедительно демонстрировал, что рог у единорога был сломан уже тогда.

А если его никто не ломал? Если с самого начала вместо полноценного рога существовал только обрубок? Но тогда что это означает? Если единорог с опущенным в воду рогом символизирует чистоту питающего сад источника, то что символизирует безрогий единорог? Нечистую, непригодную для питья воду?

Что-то подсказывало: в гроте нет ничего случайного, каждая деталь тщательно продумана и является необходимой частью другой истории, скрытой в композиции согласно указаниям Федерико Доччи.

Чем пристальнее всматривался Адам в застывшую сцену, тем глубже прятался зашифрованный смысл. В какой-то момент он поймал себя на том, что разговаривает со скульптурами, заклинает поделиться с ним секретом.

Тени дрогнули, и Адам понял — за спиной кто-то есть — и оглянулся.

Судя по висевшей на руке плетеной корзинке, Мария собирала полевые цветы. Скользнув взглядом по гроту, она моментально установила, что англичанин там один и что он, похоже, свихнулся.

— Хороший денек, — сказал Адам.

— Да.

— Не так душно, как вчера.

— Не так. — Мария посмотрела на лежащие в корзинке цветы. — Их надо поставить в воду.

Глядя ей вслед, Адам виновато моргнул. По щекам растеклась теплая краска смущения, на подбородке выступили капельки пота. Он попытался взглянуть на ситуацию под другим углом и увидеть в ней что-то смешное, но не смог. А вот Мария никаких трудностей с этим, похоже, не испытала, потому что через мгновение до него донесся приглушенный смешок.

Подождав немного, Адам выбрался тайком из грота и зажмурился от яркого света. Достал сигарету. Закурил. Сигарета была первая за день, и после затяжки у него закружилась голова.

Он хмуро посмотрел на Флору, замершую в провокационной позе над своим царством, и вдруг подумал, что виновата во всем она. Это она, богиня, наложила на своих подданных обет молчания, она приказала им не внимать его просьбам. Но почему? Зачем приоткрывать одну часть истории и скрывать другую?

Ответ мог быть только один.

Ладно, сказал себе Адам, давай сделаем по-твоему.

Он подходил к вилле, все еще обдумывая, как лучше подойти к разговору на столь деликатную тему, когда увидел на нижней террасе синьору Доччи, которая, стоя у балюстрады, смотрела в сторону оливковой рощи. Уж не потому ли, что Мария успела рассказать хозяйке о странном поведении гостя в гроте?

— Доброе утро, — приветливо, как обычно, сказала она, когда Адам подошел ближе.

— Доброе утро.

— Хороший денек. Не так душно, как вчера.

Так и есть, рассказала. Он бледно улыбнулся.

— Вам уже лучше? — осведомилась она.

— Я и тогда хорошо себя чувствовал, и сейчас.

— У меня есть племянница, Алессандра… ее забрали за то же самое.

У нее появился повод развлечься за его счет, и она не собиралась упускать такой шанс.