Читать книгу "Пир попрошаек - Дэниел Худ"

Ульдерик что-то сказал, обращаясь к нему, но Лайам его не расслышал. Он извинился и попросил повторить вопрос.

— Вы когда-нибудь видели травлю, господин Ренфорд?

— Нет, милорд, никогда.

— Тогда вас ждут новые впечатления.

Они шли уже около получаса и давно углубились в кварталы Аурик-парка, а теперь приближались к Норсфилду, ремесленному райончику на окраине Саузварка, где город переходил в сельскую местность. Улицы постепенно делались шире, дома — ниже, а булыжная мостовая сменилась проселком.

— Рэдди умеет это устраивать лучше других. Говорят, он выписывает животных даже из Мидланда, и у него всегда что-нибудь происходит. Петушиные или собачьи бои, крысиные бега и многое в этом роде. Травля, конечно, развлечение дорогое и редкое, но сейчас праздник, и вряд ли старина Рэдди лишит публику главного удовольствия…

Лайам неопределенно хмыкнул. Он не любил кровавые развлечения. В детстве, в Мидланде, ему не нравилась даже охота, если она устраивалась ради потехи. Но охотники, по крайней мере, долго свою добычу не мучили. А медведь или кабан в яме… отбивающийся от своры собак… нет, это слишком жестоко!

— Ну вот мы и пришли. Это здесь, — сказал граф, указывая на не совсем обычное сооружение, расположенное на огороженном и довольно большом участке земли. Строение было длинным, приземистым, с тесовой крышей, державшейся на массивных столбах. Стенами ему служила плотная парусина. Два ряда чадящих факелов подводили к входному проему. Ульдерик уплатил три серебряные монеты угрюмому здоровяку. Лайам нырнул под брезентовый полог и сразу же пожалел, что согласился на эту прогулку.

Помещение было битком набито людом всех сортов и сословий — от хорошо одетых господ до оборванцев в жалких лохмотьях. Все собравшиеся возбужденно галдели и размахивали руками. Одни пытались протолкаться куда-то, другие топтались на месте, превращая мокрый земляной пол в раскисшее месиво. Толпа окружала огромную яму футов пятнадцати глубиной, огражденную шатким заборчиком и укрепленную толстыми бревнами. В воздухе плавал тяжелый дым факелов, отовсюду несло потом, мочой, испражнениями и сладковатым запахом свежей крови.

Внезапно раздавшийся рев разъяренного зверя перекрыл гомон толпы. Публика ошеломленно притихла, потом все вновь загалдели, торопясь сделать ставки и заключить пари. Лайама оттеснили к одному из опорных столбов, но и там ему не сделалось легче. Давка была просто ужасной, а вокруг горланила, бушевала и ликовала, предвкушая кровавую потеху, толпа.

— Шесть псов! — надрывно вопил ему в ухо какой-то толстяк. — Эта зверюга завалит шесть псов! Кто ставит против шести?

— Я! — гаркнули с другой стороны. — Готовь монеты, дружище! Рэдди спускает отборную свору!

— А, чтоб вас! — озлился Лайам и заработал локтями, стремясь убраться подальше от ямы. Зверь снова взревел — рев походил на медвежий, — потом залаяли и завыли собаки. Толпа бесновалась все сильней и сильней.

Лайам упорно пробивал себе путь и вдруг, совершенно не ожидая того, ощутил, что давка ослабла. Он оказался в одном из пустых углов огромного помещения, и молодой Квэтвел тупо взирал на него.

Юнец стоял, привалившись спиной к опоре, и держал в руке высокую кружку с вином. Серое, забрызганное грязью лицо его было исчерчено дорожками пота. Грязь покрывала также и всю одежду барона — куртку, штаны, плащ. Заметив Лайама, Квэтвел словно очнулся и промычал что-то невразумительное.

— Барон, вы в порядке? — крикнул ему Лайам.

Из ямы несся все тот же несмолкающий рев, ему вторил собачий лай, смешанный с воем толпы. Квэтвел попытался выпрямиться и взмахнул кружкой.

— А, господин, которого взгрели на сотню крон! Ну что, вам понравилось, как вас облапошили?

«Он все-таки редкий говнюк!» — подумал Лайам, а вслух сказал:

— Вы, похоже, пьяны! Давайте выйдем на воздух!

Квэтвел оттолкнул протянутую ему руку.

— Шулер, — пробормотал он тихо, потом закричал во весь голос: — Шулер, обирающий честных людей! А кто он такой? Ничтожный тип, не умеющий даже приглядывать за собственной женушкой! Ха! И еще раз — ха!

Юноша смолк, жутко тараща глаза, словно увидев что-то за спиной собеседника. Лайам невольно обернулся и тут же о том пожалел. Там стоял Ульдерик, с мрачно мерцающим взглядом и тростью, прижатой к плечу. За ним возвышался бледный, испуганный Окхэм. Лайам повернулся к барону.

— Уйдемте отсюда! — крикнул он, хватая Квэтвела за руку. Толпа в этот миг восторженно взвыла, заглушая пронзительный визг раненых псов.

— Эй, граф, куда подевалась ваша супруга? А? Что скажете, а?! Шулер, треклятый шулер! — завопил барон, напирая на Лайама и вновь заставляя его повернуться к безмолвному графу.

Лайам не видел, как трость слетела с плеча Ульдерика, но даже вопль толпы не смог заглушить мягкого хруста костей и тихого вскрика. Квэтвел, обливаясь кровью, рухнул на землю — нос его был перебит.

На какой-то миг все участники сцены застыли. Трость Ульдерика зависла в воздухе, Лайам оцепенело разглядывал ее наконечник, Квэтвел не подавал признаков жизни. Наконец лорд Окхэм сдавленно выругался. Потом он осторожно взял графа за руку и куда-то повел. Ульдерик не сопротивлялся. На губах его играла торжествующая усмешка.

Лайам склонился над Квэтвелом, который, глухо постанывая, стал приходить в себя.

Четверть часа спустя Лайам сумел унять кровь, хлеставшую из перебитого носа барона, он поднял Квэтвела на ноги и вывел из жуткого заведения. Крики толпы, рык ослабевшего зверя, злобный лай и жалобный визг собак еще долго преследовали его.

Прохладный ночной воздух подействовал на Квэтвела благотворно, молодой барон встряхнул головой и открыл глаза.

— Что это со мной? — пробормотал он и застонал.

Окхэм, возникший из темноты, подхватил юношу с другой стороны. Вдвоем они вывели его на дорогу. Там их уже поджидал Ульдерик, он стоял, опустив руки и держа трость за оба конца. Лицо графа, освещенное отблесками огня факелов, было бесстрастным.

— Я требую удовлетворения, — ровным тоном произнес Ульдерик. — Когда он оправится, мы с ним сойдемся на поле чести. Господин Ренфорд, вы видели все, что произошло, вы будете моим секундантом. Завтра в полдень я жду вас у себя.

Не проронив больше ни слова, граф развернулся и скрылся в ночной тьме. Прошло несколько долгих мгновений. Потом Лайам выругался и топнул ногой.

— Проклятье! Как будто у меня и без того мало дел!

Окхэм сплюнул и с досадой сказал:

— Считайте, что вам еще повезло. А мне придется быть секундантом кузена, — он кивком показал на Квэтвела, который никак не мог обрести равновесие. Пришлось протащить злополучного юношу еще с десяток шагов, прежде чем тот — со стонами и с руганью — начал перебирать ногами.

— Погодите, — сказал наконец Окхэм. — Так мы недалеко уедем. Ваша лошадка сейчас где?