Читать книгу "Судьба попугая - Андрей Курков"

Потом заговорили о звездах. Счетовод высказал свои сокровенные мысли.

— Да, — согласился с ним Захар. — Я сам видал, как они сюда падают. Видно, хочется им сюда, звездам этим…

— Видно, хочется, — повторил, кивая головой, счетовод. — Может, плохо им там? Чего б еще они прыгали с неба?!

Отвар из листьев дикой малины приятно подслащивал язык.

Захар нарезал еще копченой свинины. Проснулся и поплакал немного ребенок.

Баба успокоила горбунка, и он снова засопел мирно, окунувшись в свои детские сны.

— Я вот думаю, что мы тоже, если с неба посмотреть, светимся, — продолжал счетовод. — Пока живем — светимся, а как помрем — тухнем… Ну, как и они… Ведь мы тоже сюда сперва как бы сбежали, а по дороге, помните, поубивало скольких камнями… А?

Захар молча кивнул, припоминая ту страшную ночь.

— Ты малыша вон в полотно укутай да на лавку положи, — сказал бабе коптильщик, отвлекшись от тяжелых воспоминаний. — Пускай руки отдохнут…

Сидели они так до утра, и не возникало у них ни малейшего желания спать. Разговор, и отвар, и окорок — все было приятным, и, ощущая эту приятность, прониклись сидевшие за столом люди теплотой и интересом друг к другу. И разошлись только под утро, когда расползлась ночная темнота по невидимым закоулкам. Вышел Петр проводить счетовода с его женой и ребенком. Капли росы на траве блестели, а над речкой, словно отражение ее русла, висела, колыхаясь, тропинка тумана.

Провел Петр гостей к подножию холма и там простился с ними.

Пожал счетовод Петру руку и потопал вверх. За ним следом — жена его с ребенком на руках.

Петр постоял немного и назад пошел.

А счетовод, уже ощущая на плечах тяжесть бессонной ночи, шел и думал. Думал о том, что если б тогда не пожалел он Петра, то пришлось бы ему в это утро на прощанье левую руку жать. А как ее жать-то?

И, размышляя об этом, покрутил счетовод ладонями перед собой, пытаясь вообразить себе такое рукопожатие.

Глава 12

Уже начали иссякать сигнальные ракеты, а был их целый ящик, когда Храмов неожиданно, после очередного выстрела в небо, вбежал в вагончик и закричал радостно:

— Они рядом! Там ракета была! Они совсем рядом!

— Какого цвета ракета? — спросил Калачев.

— Зеленая! — выпалил Храмов.

— А ты какую пустил? — поинтересовался Дуев.

— Красную!

— Хорошо, — довольно произнес-выдохнул народный контролер. — Хорошо, что красной их встретили! Очень хорошо.

Порадовавшись, собрались все, оделись в тулупы и кожухи. Шапки напялили, рукавицы. И вышли.

Собаки, увидев так много людей, выходящих из вагончика, заволновались. Вскочили, замахали хвостами.

Спустившись с порога, остановились шестеро мужчин. Замерли.

И услышали что-то. Различимы были какие-то еще далекие механические звуки в сером воздухе этого неопределенного заполярного времени суток.

— Слышали? Слышали? — вскинул руку хромой Дуев, желая привлечь к себе внимание. — Слышали? Рельс ложили! Я знаю! Я в детстве слышал, как рельсы ложат!

Добрынин прислушался повнимательней. Шум какой-то присутствовал в воздухе, но разделить его на разные звуки он не смог бы.

Ваплахов кашлянул, и тут же на него глянули с осуждением. Урку-емец тотчас закрыл рот рукавицей и отвернулся.

— Домой скоро поедем! — мечтательно произнес Степа Храмов.

— Холодно… — негромко сказал Калачев.

Добрынин наклонился к ближайшей лайке и погладил ее.

— Вот видишь, — проговорил он негромко, чтобы товарищи его не расслышали.

— Дождались мы! Дождались…

Первым в вагончик возвратился Горошко. За ним потянулись и остальные, а последним Храмов зашел, помедлив на дворе еще немного, то ли мечтая, то ли звуки слушая.

Уже в вагончике Калачев приказал Горошко связаться с Москвою и доложить обо всем.

На кручение ручек и настройку ушло не меньше часа, но наконец связь была установлена и между столицей Советской страны и заброшенной неизвестно где экспедицией протянулась невидимая линия из точек и тире.

И шли они в обоих направлениях. И записывал их в вагончике Юра Горошко, а где-то там в Кремле принимал сообщения безымянный правительственный радист.

— Просят дать состав экспедиции для награждения орденами! — обернувшись, крикнул Горошко Калачеву.

— Ну так давай! Фамилий, что ли, не знаешь?

— Всех давать? — переспросил радист и взглядом покосил на урку-емца.

Калачев понял сомнения Горошки, но оборвал его довольно резко:

— Все шесть фамилий.

Радист передал. Снял наушники.

— Завтра они сами на связь выйдут! — сказал, не оборачиваясь.

На следующий день, а назвать его днем можно было только потому, что все проснулись и встали, а не по природному определению, запищала радиостанция, призывая к себе радиста. Было это как раз после завтрака, от которого последнее время один только урку-емец отказывался.

Подбежал Горошко, схватил наушники, уселся на свой ящик-табурет. В руке — карандаш, перед ним — раскрытая тетрадь. Может, с минуту ждал напряженно, а потом зашуршала бумага под карандашом.

Вроде бы и ясно уже было, о чем сообщат в этот день, но все равно с нетерпением ожидали новостей пятеро мужчин, сидевших в вагончике и следивших за шестым, единственным из них, владевшим таинственным радиоязыком.

— Ну все… — наконец выдохнул он и, оставив наушники на радиостанции, с тетрадью в руках развернулся на своем ящичке и посмотрел на Калачева со сдержанной радостью во взгляде.

— Ну что там, говори! — приказал Калачев.

— Приказ Правительства Союза Советских Социалистических Республик, — начал читать свои точки-тире радист Горошко. — За героизм, связанный с риском для жизни, и за успешное выполнение задания Родины группа геологов в составе четырех человек: Ивана Калачева, Петра Дуева, Юрия Горошко, Степана Храмова, а также группа народных контролеров в составе двух человек: Павла Добрынина и Дмитрия Ваплахова награждаются орденами Ленина. Также каждому присваивается звание «Заслуженный геолог СССР». А кроме этого, группе геологов в составе Ивана Калачева, Петра Дуева и Степана Храмова присуждается Государственная премия первой степени за проведение ряда научных экспериментов с целью выяснения питательных качеств мяса, а также разработки методов сверхдлительного хранения мясных и рыбных продуктов. Москва. Кремль. Товарищ Тверин.

Тут Горошко сделал паузу, во время которой сам еще разок пробежал радиограмму взглядом, уже не совсем радостным.

— Все, что ли? — спросил Дуев.