Читать книгу "Сокровища Рейха - Томас Гиффорд"

– Значит, разговор с Котманом прошел не без пользы?

– Не знаю, – ответил я. – К сожалению, я не знаю.

– Могу вас обрадовать. Мы нащупали еще одну нить. – Говорил он сдержанно, очень тихо, слегка пришепетывая. – Ваш брат виделся еще кое с кем в Буэнос-Айресе. Это доктор Ганс Долдорф, профессор экономики в отставке, живет здесь, в городе. – Рока продиктовал адрес. – Возможно, вы захотите с ним связаться. – Я записал еще и телефон и поблагодарил Року.

Новый многоквартирный жилой дом оказался очень высоким, и квартиры в нем, видимо, стоили недешево. Я взглянул на список жильцов: Долдорф обитал на девятнадцатом этаже, но на мой звонок никто не ответил. Тогда я осведомился у швейцара, может, он видел, не выходил ли профессор Долдорф. Тот уставился на меня с идиотской ухмылкой и ответил, что профессор… в каком-то смысле… вроде бы выходил. Он говорил с неясным среднеевропейским акцентом, и в голосе его явно звучала хорошо отработанная издевка.

– В каком-то смысле, – повторил я. – Как это понимать?

– Как я сказал. – И, не обращая больше на меня внимания, он отвернулся и полез в шкаф со множеством ящичков и массой ключей.

– Слушай, ты, тупое рыло, – произнес я тихо, поскольку в вестибюле показались две пожилые дамы, – потрудись объяснить, не то я сверну тебе шею, можешь в этом не сомневаться. – Он отпрянул к выходу, но я шагнул и приблизился к нему вплотную. Дамы прошли мимо. Я затолкал его в угол. – Говори, ну!

Он воззрился на меня так, словно перед ним был сумасшедший. Я тоже в упор глядел на него.

– Он вышел ногами вперед. На носилках, под простыней.

– Когда?

– Позавчера.

– Проводи меня в его квартиру! – прошипел я.

Он поспешил выполнить мой приказ. Дверь нам открыла молодая женщина, видимо дочь профессора.

Ее глаза – огромные, темные – смотрели на меня из-под густых черных бровей. Длинные каштановые волосы спадали на плечи. Она покусывала губу. На белом зубе остался розовый след помады. На ней было черное платье без рукавов. Шторы на окнах позади нее были задернуты. Запинаясь, я промямлил что-то невразумительное по поводу своего появления. Меня волновал и смущал взгляд ее чудесных глаз. На одной щеке у нее я заметил влажный след слезы.

– Недели две назад к вашему отцу приходил мой брат, Сирил Купер, американец, – проговорил я. – Мне хотелось бы лишь узнать, зачем он приходил, вот и все. А минуту назад мне сказали, что ваш отец скончался. Я очень вам сочувствую. Моего брата тоже больше нет…

Она повернулась и прошла в глубь комнаты. Высокая, крепкая женщина. Звали ее Мария Долдорф. Остановилась в тени у окна. Вдоль стен стояли полки с книгами, повсюду лежали бумаги и журналы.

– Я только что вернулась с похорон, – произнесла она официальным тоном. – Я не ждала посетителей.

– Простите. Я не знал об этом.

– Ничего. Я страшно впечатлительная, просто до глупости. Мы, аргентинцы, чересчур бурно переживаем собственные горести. – Она дрожала, но пыталась улыбнуться. – Вы проделали дальний путь, чтобы получить ответы на свои вопросы. Позвольте спросить, почему для вас это так важно, мистер Купер?

– Я вас почти не вижу. Здесь так темно.

– Извините, но я приняла успокоительное. От света у меня режет глаза. Присаживайтесь, пожалуйста.

Мы сели в хромированные кресла.

– Так почему же? – повторила она.

– Моего брата убили, и мне кажется, эта смерть каким-то образом связана с его пребыванием в Буэнос-Айресе. Кто убил, неизвестно. – Я почувствовал себя несколько глупо: вся эта история стала такой запутанной. Мария сидела, сложив на коленях загорелые руки с ненакрашенными ногтями. – Поэтому я хочу выяснить, что он здесь делал и с кем встречался до возвращения домой, где его и убили. Вы меня понимаете?

– Да, ваш брат был у нас, разговаривал с моим отцом. Папа говорил мне о нем. Его приход сильно взволновал папу. Просто ужасно.

– Почему?

– Здоровье отца ухудшалось, развивалась слепота. Он стал нервным, всего боялся… буквально всего. Я приходила с работы, и мы вместе ужинали или ехали в парк Палермо погреться на вечернем солнышке. Болтали о том о сем, иногда я читала ему. В тот вечер, после ухода вашего брата, отец был встревожен до крайности, не мог заснуть, руки тряслись. Все пил коньяк и что-то бормотал об американце, который заходил к нему… – Она нервничала, вертела на пальцах кольца. – Я поинтересовалась, чем он так обеспокоен, и он ответил, что этот человек задал ему множество вопросов о прошлом… о Пероне, о нацистах, об Альфреде Котмане. – Она прикрыла глаза, с трудом произнеся последние слова.

– Почему это должно было так его взволновать?

– В свое время отец был советником Перона, одним из нескольких интеллигентов, которым тот доверял. Отец – экономист, к тому же немец, и Перон прислушивался к его словам. Он развалил экономику страны, а отец по крайней мере мог подсказать ему, в чем его просчеты. Они с Пероном были очень близкими друзьями. Ходили слухи… – Она помолчала, повернулась, внимательно поглядела мне в лицо. – Ходили слухи, будто отец спал с Эвой Перон, поскольку сам Перон… не мог ее удовлетворить. Не знаю, так оно или нет, это не имеет значения. Дело в том, что мой отец хорошо знал всех его сподвижников, и то, что какой-то незнакомый американец стал вдруг поднимать старое из мрака прошлого, испугало его. После падения Перона отцу было нелегко. Нашлись люди, которые хотели помешать ему по праву занять университетский пост. Помог Альфред Котман. Но с годами отец становился все слабее и все грустнее. Он вообще был очень печальным человеком…

По щекам ее побежали слезы. Она извинилась и вышла. Послышалось журчание воды из крана. Когда Мария вернулась, я стоял у окна, приподняв гардину. На улице вновь проглянуло солнце.

– Если хотите продолжить разговор, давайте уйдем отсюда. Все здесь напоминает о нем. Я ни о чем не могу думать, кроме него. – Она взглянула на заваленный бумагами стол. – Я не в состоянии сейчас заниматься всем этим. Лучше поедем в парк.

…Она вела свой дорогой небесно-голубого цвета «мерседес» с откидным верхом. Очевидно, какие бы невзгоды ни обрушились на голову профессора Долдорфа, бедность не была одной из них. Мария довольно лихо лавировала в плотном потоке машин в часы пик после окончания рабочего дня.

Зеленый, омытый дождем парк Палермо вплотную подступал к серым застекленным небоскребам Буэнос-Айреса, высившимся в дымке над верхушками деревьев. Дорога была Марии хорошо знакома: именно сюда она возила своего отца. Мы сели за столик, заказали джин с тоником, стали наблюдать за игрой в гольф. Шары под ударами игроков взлетали, описывая дугу, шлепались на зеленую площадку вокруг лунки. Парк скорее напоминал загородный клуб, и тем не менее мы сидели в самом центре огромного города. Здесь было уединенно и тихо. Наконец она произнесла:

– Моего отца убили.