Читать книгу "Танцы теней - Дмитрий Черкасов"

Покачал головой, увидав сигарету в руке, посопел, отдуваясь:

— Дай прикурить, что ли… Слышь, пацан, я тебе по правде скажу… Ты, конечно, спорол дурку. Надо было через куртку стрелять — никто бы ничего не понял. А поняли бы — да и хрен с ними… Но я тебе еще вот что скажу: это я сейчас такой умный. В твои годы я поступил бы так же... Опыт, Андрей, дело наживное… Увы...

Кажется, впервые за три года совместной службы угрюмый неразговорчивый Старый назвал Лехельта по имени.

Он хлопнул Андрея по плечу:

— И брось ерундить. Поменьше жалей себя. Никто тебя ни в чем не винит. Кто любит обвинять — пусть побудет в нашей шкуре хоть недельку...

Андрей не ответил.

Ни с кем в группе он не хотел говорить о случившемся. Ему казалось, что все вокруг неискренни и осуждают его за глаза, а уж сам он ругал себя распоследними словами. Хотелось поскорее увидеться с Мариной — и он с трудом дождался вечера.

Ей ничего нельзя было рассказывать — но он наделся, что она, умная и чуткая, и так все поймет.

Мама вчера поняла…

* * *

— Привет! Давно ждешь?!

— Привет… Соскучился.

Они поцеловались.

— У меня сегодня целая война была! Я же написала конкурсную работу, помнишь? Никто не верил, что я выиграю, только бабушка! И пришло приглашение из Франции! Представляешь?

— Почему из Франции? — вяло поинтересовался Андрей.

— Ну, я же писала работу по экономике Франции! Тебе что — не интересно?..

— Очень интересно…

— Так вот! Приглашение, оказывается, пришло еще на прошлой неделе, а я об этом узнаю только сегодня — и то чисто случайно! Этот сучка декан пытался просунуть в поездку свою племянницу!

— Почему декан — сучка? — удивился Лехельт.

— Потому что племянница! — Марина продемонстрировала блестящий образец женской логики. — Ну, а как его назвать — сучок? Да и всё это неважно! Я сегодня пошла и дала им всем! Ты же знаешь, я умею!

«Не понимает… — думал Андрей, чувствуя тупую боль в груди, кивая, глядя в сияющие Маринкины глаза. — Не слышит…»

— Ты сегодня какой-то вялый… Заболел? Дай лоб пощупаю…

— Так… На работе неприятности…

— Наплюй! Андрюша, я поеду во Францию! Ла-ла-ла!..

Маринка затанцевала вокруг него, размахивая сумкой.

— Надолго?

— На полгода!

— Когда ехать?

— В следующем месяце! А ты, случайно, не завидуешь мне? Может, ты от этого такой кислый?

— Завидую. — вздохнул Лехельт.

— Брось! Ты ко мне приедешь... Представляешь — мы с тобой заберемся на Эйфелеву башню! И будем плеваться сверху!

— Не представляю. Меня не пустят за границу.

— Почему?

— Работа такая…

— Бросай ее к черту, эту работу! Ни денег от нее, ни уважения, одни неприятности! Вон, даже за границу не пускают... Мы с тобой молодые, мир такой большой, жить так интересно!

— Да... Знаешь, вот на этом месте, где мы стоим, на этой самой остановке, позавчера нашли самодельную мину. Кило тротила и гвозди...

— Ну и что?

— Ничего… обезвредили. А могло много людей погибнуть.

Маринка перестала пританцовывать, нахмурилась:

— Ну и что? А ты тут при чем?

— Ни при чем… Я по радио слышал…

Квартал они прошли молча.

Не клеилось.

Не срасталось.

— Знаешь…, — начала Марина, — я так бежала, так радовалась… Так хотелось тебе рассказать, похвастаться… А ты взял — и испортил мне настроение.

— Извини…

Из-под темных густых бровей она глянула на него удивленно и даже зло:

— Ты запомни на будущее! Я ничего этого не хочу знать! Мины, бомбы, войны… Меня это все не колышет! Я хочу быть счастливой, потому что другой жизни мне никто не даст!

— А что — так возможно?

— Возможно!

— Что ж… Значит, не судьба.

— Что ты сказал?!. Повтори, что ты сказал!

— Я сказал: не судь-ба! — отчетливо процедил Лехельт сквозь зубы.

Голос его прозвучал неожиданно грубо, почти угрожающе, с обидой. У Маринки возмущенно округлились глаза.

Он никогда прежде не разговаривал с ней так.

— Ты понимаешь, что ты делаешь?! Понимаешь?! Тебе больше нечего сказать?!

— Нечего…

— Тогда прощай!..

Она вырвала руку, уронила перчатку, ругнувшись тихонько, подхватила ее со снега и поспешно пошла прочь, гордо выпрямившись и глотая слезы.

— Истеричка!.. — буркнул ей вслед насупленный Лехельт, дрожа от волнения и жалости — не то к Волану, не то к ней, не то к себе…

Маринка оглянулась — только для того, чтобы махнуть маршрутке.

Через минуту Андрей остался на проспекте в одиночестве.

Погуляли, называется…

* * *

Он зло плюнул, поднял воротник, сунул руки в карманы и пошел шататься по городу один.

На Литейном в заведении под вывеской «У Литуса-2» выпил пива, неторопливо перешел мостом через заснеженную ставшую Неву. На Боткинской увидел двух женщин с ребенком, кутающихся от промозглого ветра, частыми шагами спешащих к метро…

Одна из них вдруг замахала ему рукой. Это была Кира, озабоченная, мокрая, усталая.

— Андрей, как хорошо, что мы тебя встретили! Наташу не пускают к Диме с ребенком! Отвези девочку домой, пожалуйста. Я не хочу оставлять Наташу одну…

Андрей никогда раньше не видел жену Волана, но по выражению глаз понял, что это она.

— Давайте ключи, отвезу, конечно…

— Не надо ключей. Там моя Валька с маленькой сидит. Она любит малышей… Она тебе откроет. Давай позвоним ей сейчас с твоего мобильника, я ей скажу, что ты придешь.

— Адрес?

— Проспект Шаумяна… Метро «Новочеркасская». Да тебе Сашенька покажет, куда идти. Она уже большая. Там рядом с метро совсем. Сашенька, ты сейчас поезжай домой с дядей Андреем, хорошо? Там Валюша тебя покормит. А мы с мамой пойдем к папе в больницу. Вот умница!

Девочка покорно подала Лехельту мокрую холодную ладошку.

Жена Волана ни во что не вмешивалась, будто все происходящее не касалось ее. Женщины, оступаясь в снежной каше тротуара, заторопились в обратную сторону, к желто-белым корпусам Военно-медицинской академии. Андрей проводил глазами их согнутые навстречу ветру упорные фигуры.