Читать книгу "Тайник - Элизабет Джордж"

Этими двумя словами было сказано все: маленькие девочки возятся с маленькими собачками. А молодые девушки интересуются молодыми людьми.

— Ничего с твоим псом не случится. С ним, по правде говоря, и дома ничего не случилось бы. Я ведь тебе говорила. Не можем же мы требовать, чтобы Рут…

— Извини.

Джемайма, похоже, говорила резче, чем сама считала возможным в присутствии Рут, потому что тут же склонила голову и начала теребить рукой шов на своих аккуратных шерстяных брючках. Бедняжка, она и одевалась не как положено нормальному подростку. Летний курс в лондонской школе моделей плюс неусыпная бдительность ее матери, не говоря уже о ее набегах на гардероб девочки, позаботились об этом. Девочка словно сошла с картинки из журнала «Вог». Но несмотря на то что ее учили, как наносить макияж, укладывать волосы и ходить по подиуму, Джемайма осталась прежней Джемаймой, Утеночком для своего семейства и Гадким Утенком для всего остального мира, где она и впрямь чувствовала себя неловко, как утка, которой не дают плавать.

Рут очень ей сочувствовала. Она тут же откликнулась:

— Тот славный маленький песик? Ему, наверное, грустно там без тебя, Джемайма. Хочешь, приведи его в дом.

— Чепуха, — сказала Анаис — Ему и там хорошо. Он, может, и глухой, но с глазами и носом у него все в порядке. Он прекрасно знает, где он. Оставь его на месте.

— Да? Ну хорошо. Но от кусочка говяжьего фарша он не откажется? Или остатков картофельного пирога от вчерашнего обеда? Джемайма, сбегай на кухню, попроси у Валери немного запеканки. Можешь разогреть ее в микроволновке.

Джемайма вскинула голову, и от выражения ее лица у Рут потеплело на сердце даже больше, чем она ожидала. Девочка с надеждой спросила:

— Можно? — и бросила взгляд на мать.

Анаис хватало ума не плевать против ветра. Поэтому она ответила:

— Рути, как это мило с твоей стороны. Мы совсем не хотели тебя беспокоить.

— А вы и не беспокоите, — сказала Рут. — Ступай, Джемайма. А мы, старушки, тут поболтаем.

Рут не думала, что слово «старушки» прозвучит обидно, но после ухода Джемаймы поняла, что ее собеседница все же обиделась. Анаис, которая утверждала, что ей сорок шесть лет, годилась Рут в дочери. И выглядела соответственно. Еще бы, ведь она так старалась. Ибо она лучше многих женщин знала, что пожилых мужчин влечет к хорошеньким и молоденьким, так же как хорошеньких и молоденьких зачастую привлекают источники доходов для поддержания молодости и красоты. Очень удобно, а возраст ни тем ни другим не помеха. Внешность и средства решали все. А любые разговоры о возрасте рассматривались как faux pas.[15]Но Рут даже не попыталась загладить свою ошибку. Господи помилуй, она только что потеряла брата. Ей простительно.

Анаис подошла к раме с рукоделием. Вгляделась в рисунок последней панели и спросила:

— Которая это по счету?

— Двадцать вторая, по-моему.

— И сколько до конца?

— Столько, сколько потребуется, чтобы рассказать всю историю.

— Всю? Даже про Ги?

Глаза у Анаис были красные, но больше она не плакала. Вместо этого она попыталась использовать последний вопрос, чтобы подвести разговор к цели своего визита в Ле-Репозуар.

— Все так переменилось, Рут. Я о тебе беспокоюсь. За тобой есть кому ухаживать?

Сначала Рут подумала, что она спрашивает ее о раке и о том, как она встретит свой близкий конец.

— Думаю, я справлюсь, — ответила она, однако следующая фраза Анаис тут же лишила ее всяких иллюзий относительно того, будто ей предлагают кров, заботу или просто поддержку на оставшиеся месяцы.

— Ты уже читала завещание, Рути? — И, словно понимая в глубине души всю вульгарность своего вопроса, добавила: — Ты убедилась, что получишь достаточно?

Рут ответила любовнице своего брата так же, как перед этим ответила его жене. Она ухитрилась передать информацию с достоинством, несмотря на свое желание сказать, что есть люди, которые на законных основаниях могут проявлять интерес к наследству Ги, а есть и те, которые таких оснований не имеют.

— А…

В голосе Анаис Эббот прозвучало разочарование. Покуда завещание не прочитано, нет никакой возможности узнать, когда и как она сможет расплатиться за все те многочисленные операции по поддержанию молодости, которыми занималась с тех пор, как повстречала Ги. А еще это означало, что волки подошли шагов на десять ближе к двери чрезмерно великолепного жилища в северной оконечности острова, в бухте Ле-Гранд-Авр, где Анаис обитала со своими детьми. Рут всегда подозревала, что Анаис Эббот живет не по средствам. Даже если ее покойный муж действительно был финансистом — хотя кто знает, что скрывалось за фразой «мой муж был финансистом», — акции в сегодняшнем мире вещь ненадежная, купленные вчера, сегодня они уже ничего не стоят, и деньги уходят меж пальцев, как вода в песок. Конечно, он вполне мог быть чародеем из мира финансов, который заставлял деньги множиться, как хлебы перед голодными; или брокером, способным пять фунтов превратить в пять миллионов при наличии времени, веры в себя и ресурсов. Но с другой стороны, он мог быть и простым клерком у Барклая, который так ловко застраховал свою жизнь, что после его смерти вдова смогла занять в обществе более высокое положение, чем тот, к которому она и ее муж принадлежали по рождению. Как бы там ни было, и доступ в высшее общество, и жизнь в нем требовали большого количества наличности: платить нужно было за все — за дом, одежду, машину, отдых, еду. Так что вполне понятно, почему Анаис Эббот оказалась на финансовой мели. Она вложила немалые средства в свой роман с Ги. Для того чтобы эти вложения окупились, Ги должен был остаться в живых и сделать ей предложение.

Несмотря на легкое отвращение, которое Рут питала к Анаис Эббот, считая, что та все время действовала только из корыстных побуждений, она понимала, что отчасти ее можно извинить. Ги действительно ввел ее в заблуждение, дав понять, что союз между ними возможен. Законный союз. Рука об руку перед священником или пять минут смущения и улыбок в мэрии. Вполне естественно, что Анаис строила некие предположения, ведь Ги проявлял щедрость. Рут знала, что это он отослал Джемайму в Лондон, и почти не сомневалась, что именно благодаря его участию — финансовому или какому-то иному — груди Анаис торчали теперь, точно две крепкие симметричные дыни-канталупы, на грудной клетке такого размера, которая естественным образом никак не могла бы их вместить. Но было ли за это уплачено? Или счета только ожидались? Вот в чем был вопрос. В следующую минуту Рут получила на него ответ.

— Я скучаю по нему, Рут. Он был… Ты ведь знаешь, что я его любила, правда? Ты знаешь, как сильно я его любила?

Рут кивнула. Живший в ее позвоночнике рак начинал требовать внимания. Кивок — единственное, на что она была способна, когда приходила боль и нельзя было ей поддаться.