Читать книгу "Жизнь холостяка - Оноре де Бальзак"

— Вы правы, — слышалось в ответ, — для него уже давно «денечки красные промчались».

— Мой дорогой, доктор восстановлен против своего сына и упорно продолжает ненавидеть свою дочь Агату. Раз у него в семейных делах такая незадача, он, быть может, и прожил столь воздержно целых два года, чтобы жениться на этой девочке, в надежде иметь от нее славного мальчишку, проворного и хорошо сложенного, живого, как Макс, — сообщал свои выводы какой-нибудь умник.

— Оставьте, пожалуйста! Неужели после такой жизни, какую вели Лусто и Руже с тысяча семьсот семидесятого по тысяча семьсот восемьдесят седьмой год, семидесятидвухлетний старик можеть иметь детей? Нет, дело вот в чем: этот старый разбойник читал Ветхий завет, — конечно, только с своей медицинской точки зрения, — и узнал, как царь Давид согревал себя в старости. Вот и все, господа!

— Говорят, что когда Бразье напьется, то похваляется в Ватане, будто он обставил доктора! — восклицал один из тех, что всегда рады поверить самому дурному.

— Э, господи боже ты мой, чего, соседушка, не говорят в Иссудене?

С 1800 по 1805 год, в продолжение пяти лет, доктор имел удовольствие растить Флору, не испытывая той докуки, которую испытал Людовик Возлюбленный из-за притязаний и честолюбивых замашек мадемуазель Роман. Маленькая Баламутка, сравнивая свое положение в доме у доктора с той жизнью, которую она вела бы у дядюшки Бразье, была так довольна, что, несомненно, подчинялась требованиям своего властелина, словно восточная рабыня. Не в обиду будь сказано сочинителям идиллий и филантропам, но деревенские жители имеют мало понятия о некоторых добродетелях, и у них порядочность проистекает из какой-нибудь корыстной мысли, а вовсе не из чувства добра или красоты; взращенные для жизни, сулящей им лишь нужду, непрерывный труд да страдания, они под угрозой такого будущего и смотрят на все то, что может их избавить от ада голода и вечного труда, как на вполне дозволенное, а тем более — раз этого не запрещает закон. Если и бывают исключения, то редко. Добродетель, говоря в смысле социальном, идет рука об руку с довольством, а начинается с образования. Вот почему Баламутка стала предметом зависти для всех девушек на десять миль кругом, хотя вела себя, с точки зрения религии, в высшей степени предосудительно. Флора родилась в 1787 году и выросла среди сатурналий[44]1793—1798 годов, сатурналий, бросавших свой отблеск в деревни, лишенные священников, богослужения, алтарей, обрядов, в деревни, где брак был узаконенным сожительством и где революционные идеи оставили глубокий отпечаток, особенно в Иссуденской области, склонной к мятежу по давней традиции. В 1802 году католическое богослужение было только-только восстановлено. Найти священников было для императора делом нелегким. До 1806 года большинство приходов во Франции еще пустовало, настолько медленно собиралось духовенство, поредевшее от казней и разбежавшееся во все стороны. Стало быть, в 1802 году некому было порицать Флору, кроме ее собственной совести. Но разве совесть могла быть сильнее расчета у воспитанницы дядюшки Бразье? Если, как все заставляет предполагать, циничный доктор был принужден своим возрастом щадить пятнадцатилетнего ребенка, то тем не менее Баламутка прослыла, по местному выражению, девкой-пройдохой.

Однако некоторые лица все же усмотрели доказательство ее невинности в том, что она со временем лишилась заботливого внимания со стороны доктора, который выказывал ей более чем холодность в течение двух последних лет своей жизни.

Старик Руже отправил на тот свет достаточно людей, а потому сумел предвидеть и свой собственный конец. Застав его на смертном одре, завернувшимся в тогу философа-энциклопедиста, нотариус торопил его что-нибудь сделать в пользу молодой девушки, достигшей тогда семнадцати лет.

— Отлично, — сказал доктор, — освободим ее из-под опеки!

Эти слова дают представление о старике, который никогда не упускал случая найти для своих сарказмов повод в профессиональных понятиях того, с кем он говорил. Облекая в остроумную форму свои скверные поступки, он заставлял прощать их себе: в Иссудене за остроумием всегда признают правоту, особенно когда оно опирается на личную, хорошо понятую выгоду. Нотариус увидел в этих словах вопль напряженной ненависти развратника, чьи расчеты были обмануты природой, мщение неповинному предмету бессильной любви. Такое мнение в некотором роде было подтверждено упрямством доктора, который ничего не оставил Баламутке; когда нотариус снова попробовал настаивать, старик сказал с желчной усмешкой: «У нее достаточное богатство в ее красоте».

Жан-Жак Руже не оплакивал отца, его оплакивала Флора. Старый доктор сделал своего сына очень несчастным, особенно со времени его совершеннолетия, — а Жан-Жак стал совершеннолетним в 1791 году, — между тем крестьянской девочке старик предоставил материальное благополучие, которое, по понятиям деревенских жителей, является идеалом счастья. Когда после похорон Фаншета сказала Флоре: «Что же теперь будет с вами, раз барина больше нет?» — у Жан-Жака в глазах что-то блеснуло, его неподвижное лицо впервые одушевилось, как бы озаренное лучом мысли, и выразило какое-то чувство.

— Оставьте нас, — сказал он Фаншете, убиравшей со стола.

В семнадцать лет Флора еще сохранила тонкость стана и черт лица, ту соблазнившую доктора изысканную красоту, которая умело сохраняется светскими женщинами, но увядает у крестьянок так же быстро, как полевой цветок. Тем не менее у нее уже начинала обнаруживаться склонность к полноте, отличающая всех красивых крестьянок, если они не проводят в поле на солнцепеке жизнь, исполненную труда и лишений. Грудь ее развилась; плечи, полные и белые, обозначались роскошными формами и гармонично сливались с шеей, на которой уже виднелись складки; но контуры лица были чисты, и подбородок еще не отяжелел.

— Флора, — сказал Жан-Жак взволнованным голосом, — вы очень привыкли к этому дому?

— Да, господин Жан...

Но, готовясь сделать признание, наследник почувствовал, что мысли о только что похороненном мертвеце сковывают ему язык; он задался вопросом, как далеко зашло благорасположение его отца. Флора смотрела на своего нового господина, не подозревая его простоватости, и ожидала несколько времени в надежде, что Жан-Жак снова заговорит. Но она так и ушла, не зная, что думать о его упорном молчании. Несмотря на воспитание, полученное Баламуткой у доктора, все же должно было пройти известное время, прежде чем она поняла характер Жан-Жака, чью историю мы здесь вкратце и сообщим.

Жан-Жак Руже в возрасте тридцати семи лет, ко времени смерти отца, был таким же покорным сыном, так же робок, как двенадцатилетний ребенок. Эта робость должна объяснить его детство, юность и вообще всю жизнь всякому, кто выразил бы сомнение в возможности подобного характера или фактов настоящей истории — увы, часто встречающихся повсюду, даже среди особ королевской крови: ведь когда София Доус попала к последнему Конде, она была в худшем положении, чем Баламутка. Есть два вида робости: робость ума и робость нервов; робость души и робость тела. Одна не зависит от другой. Тело может испытывать страх и трепетать, в то время как разум остается спокойным и мужественным, и наоборот. Здесь ключ ко многим нелепостям душевной жизни. Если робость обоих видов соединяется в одном человеке, он будет ничтожеством весь свой век. Эта полная робость встречается у тех, о ком мы говорим: «Да это дурачок». Часто за такой глупостью скрываются непроявленные большие достоинства. Быть может, этой двойной слабостью объясняется жизнь некоторых отшельников, не выходивших из состояния экстаза. Столь прискорбное физическое и душевное состояние в такой же степени бывает результатом совершенства физической и духовной организации, как и результатом каких-то еще не исследованных недостатков.